О чем поет вереск (СИ)

Мэллин тяжко вздохнул.

— Ну да, ну да, продолжай притворяться, что ничегошеньки не понимаешь. И совсем-совсем не пытаешься отсрочить восхождение на трон из-за невозможности выбрать себе мужа. Все тебе верят, но я-то не все!

— А кто ты тогда?

— Я, о-о-о, принцесса, я друг юности твоей матушки, — Мэллин фыркнул. — Так что успел налюбоваться на битвы-с-драконами-лишь-бы-не-замуж! На твою долю драконов не досталось, но, смотрю, ты нашла другой выход.

— Но она не говорила о тебе, — солнечная девочка в недоверии вскинула взгляд светлых глаз.

— Никогда-никогда? И даже не упоминала чудесного музыкального волка, который повстречался им с неблагой подругой на границе с фоморами?

Лианна покачала головой.

— Ну, значит, ещё расскажет. Когда подрастешь!

— Ах ты! Да зачем я тебя слушаю!

Мидир знал тверже кого бы то ни было, что лучшая защита — это нападение, но не уставал удивляться вроде бы спокойной принцессе Солнца.

— Затем, что это ни к чему не обязывает. Выходить за меня замуж тебе не обязательно, а поразмяться в словесных баталиях очень хочется, — Мэллин скосил глаза и хитро прищурился. — Или опять скажешь, что я не прав? С удовольствием признаю, что я — лев!

— Ты не лев! И не волк! Ты архар! — отголосок давешней бури опять дал о себе знать. — Что ты вообще знаешь о любви и о выборе? Да, я не могу выбрать, но это моё личное дело!

Лианна отвернула, сложив руки на груди. Мэллин снова вздохнул и перевесился с другой стороны ветки.

— Твоё, кто спорит! Но зачем повторять чужие ошибки? Можно послушать того, кто пережил нечто подобное…

Лицо Мэллина снова стало одухотворенным и серьезным.

Мидир хмыкнул: ну точно, опять играет. Такое лицо бывает у брата при исполнении особо трагических любовных баллад, им же самим и выдуманных.

— Когда-то в молодости один мой знакомый ши, ну, близкий друг, стоял перед похожим выбором…

Мэллин держал паузу, кривился, что, видимо, должно было означать глубокую скорбь для всех, кто его не знал. Лианна смотрела во все глаза и, кажется, верила. Брат сорвал несколько листочков с дерева, громко вздохнул и продолжил:

— Его обуревали страшные сомнения: какую сторону выбрать? Какое окончательное решение принять? Кому отдать свое сердце безраздельно? И я, то есть он, оттягивал решительный момент!

И опять замолчал так надолго, что Лианна не выдержала:

— И чем кончилось дело с твоим другом? Кого он так любил? Признавайся, ты же говоришь о себе!

Мэллин вновь тяжело вздохнул, не отрицая и не соглашаясь.

— Ох, и проницательная ты, наверное, в маму! Она постоянно меня подлавливала. Это… Ладно. Это я о себе. Только — никому! Дело давнее, сейчас никто уж и не вспомнит. Но тогда вопрос стоял ужасно остро. И чем дольше я тянул, тем острее он вставал.

Похоже, то, что живописал Мэллин, Лианне было знакомо не понаслышке. Мидир, наверное, посочувствовал бы принцессе, если бы она хоть немного заметила привязанность Джареда.

— В результате пришлось выбирать в спешке. Я до сих пор не уверен, что поступил правильно, — Мэллин покачал головой и скрылся в листве.

— И что это был за выбор? Ты же до сих пор без пары!

— Это был трагический выбор! — Мэллин вновь показался из зеленого оконца. — Приближался День моего рождения, на котором я должен был объявить приглашенным о своей любви… а я разрывался между страстью к пирожкам с мясом и влечением к пряникам в белой глазури!

Брат ни разу не сбился с возвышенного тона и успел вовремя спрятаться поглубже в ветвях: солнечная принцесса бросила в крону дерева очередную шишку, потом заклятье немоты, насколько успел разглядеть Мидир. Мэллин уворачивался легко.

— Ты! Ах ты! Болтун! Задавака! Я почти тебе поверила!

— Вот именно. Но по сути, милая принцесса, твой выбор не сильно отличается от моего: пирог или пряник? Я бы остановился на прянике, он подходит тебе по цвету и не может быть кнутом.

— Да что ты городишь! Обжора! Ничегошеньки не понимаешь!

Лианна выдохнула, хлопнула по дереву обеими руками, но уселась обратно, подобрав ноги и закрыв лицо руками. Мэллин высунулся из листвы на громкий всхлип, подпер голову рукой и с любопытством уставился на Лианну.

— И раз я ничего не понимаю в чувствах, поясни мне, опытная и мудрая принцесса, почему Фордгалл сжимал кулаки во время моего совершенно искреннего выражения симпатии?

Принцесса растерялась и передумала плакать.

— Да мало ли почему! Ты разозлил бы всякого!

— И почему тогда второй «всякий», то есть Джилрой, поступил ну совершенно по-другому?

— Это как раз ясно, потому что это Джилрой, он… он особенный, светлый, и на все отвечает по-особенному…

Принцесса притихла и отвернулась от Мэллина. Тот хмыкнул.

— Особенный, значит… Ты сама-то себя слышишь, нет? Мне кажется, после подобных слов выбора как такового и нет, но пусть, пусть!.. Женщины! Имя вам — легкомыслие! Чтобы ты знала, солнечная девочка с цветком, сжатые кулаки Фордгалла — это ревность, мрачное, гибельное чувство, которое уже сводит его с ума, хотя он не имеет на тебя никаких прав. И злость от того, что солнечный зайчик упрыгнет к кому-то другому. А Джилрой — он распереживался за тебя.