О чем поет вереск (СИ)

«Ши не может убить человека», — доносится шепот. Ши — не может, да. Если в нем нет королевской крови. Король может убить, если сочтет это равной мерой, король может вести за собой.

Пламя сжигает вены, когти рвут пальцы, мышцы зверя бугрятся под кожей человека, обрастающей черной шерстью. Багровая ярость застит взгляд, ненависть течет по жилам вместо крови. Глаза огромного волка полыхают желтым огнем, и воины отшатываются. Но затем с криками бросаются вперед — их много, а волк один. Он щерится и прыгает навстречу. Бьет тяжелыми лапами, сминая доспехи, рвет шеи клыками. Кромсает, ярится, сходя с ума от острого запаха, пока все вокруг не стихает… Зверь встряхивает лапу, заляпанную маслянистой жидкостью. Потом подбирает Эохайда и спешит до ближайшего лекаря-филида. В облике зверя — быстрее, а магией он помочь не может. Под утро приносят тяжелораненого Гератта. Больше не выжил никто.

***

— Мидир, — голос Этайн вернул его к излучине Айсэ Горм. — Вы где-то очень далеко отсюда. Я думала, есть Договор, и ши не могут убивать людей.

— Не могут, — выдавил из себя Мидир. Выдохнул и договорил спокойно: — Без причины. Тогда бы я сам убил виновного. Но повод был, друиды даже носа не показали!

— Тогда вас стали называть Черным волком?

— Прозвище я заработал куда раньше. И я не стал разбираться, где мужчины, где женщины. Все виделись на пиру врагами, все держали оружие! Если вам нужно чудовище — оно перед вами!

— Мидир, послушайте меня, — прервала его Этайн. — Послушайте! Я благодарна вам за Эохайда.

Улыбка, полная нежности и нескрываемой любви, предназначалась не ему. Зеленые глаза Этайн засияли, и Мидир прикрыл свои веки. Радужка, полыхнув желтизной зверя, слишком явственно выдавала его желания.

— Не-сущие-свет, — потянулся Мидир мыслями за грань этого мира. — Мне нужна Корона!

— Не пытайся укротить стихию, неподвластную никому, — привычное шипение в ответ. — Ты имел дело с влюбленностями. И никогда не касался истинной любви.

— Хотите сказать, она не для меня? Я могу вызвать землетрясение, остановить смерч, свернуть горы, а вы!.. Вы!.. Как вы смеете указывать мне, что я могу, а что нет? Я хочу любовь Этайн!

— Волчьему королю понравилось быть садоводом? Не спорим. Не смеем. Но чтобы перенести чувство, не потревожив его, тебе придется заменить все воспоминания. Что-то подтереть, что-то нарисовать заново. Столь тонкая работа под силу немногим — даже с Короной. А для того, кто сам лишил себя силы, это невозможно.

— Нет ничего невозможного. Начинайте молиться за мой успех!

Мидир открыл глаза от вздоха Этайн. Она поежилась. Мидир скинул плащ и, не слушая возражений, укутал им плечи женщины.

— Плащ был черным! — изумилась Этайн.

Серебряный травяной узор изменился, потек обманчиво, и на бархате плаща проявился зверь, воющий на луну. Мидир засмотрелся на иное: рыжие кудри поверх символа его Дома разметались слишком вольно, слишком соблазнительно. Зарыться бы в тяжелый шелк волос, откинуть непокорную голову, вырвать стон желания! Сознание, потревоженное воспоминаниями прошлого и кружащей голову близостью прекрасной земной женщины, никак не желало успокаиваться…

Ранее утро. Перламутровый свет играет на омытом свежестью лице Этайн. Мидир наклоняется к ней, улыбается самой обольстительной из всех своих улыбок. Он медлит и, дождавшись томительного вздоха, целует красавицу в правую щечку, в левую — нежно-нежно, словно взмах крыльев феечки.

— Лугнасад, — жаркий шепот в ухо. Еще более жаркий выдох.

Его, ее? Не разобрать. Этайн улыбается ему, и только ему.

Вересковая лоза отгораживает от мира. Сладкий запах с ноткой горечи дурманит, сводит с ума. Это и привычно для волчьего короля, и каждый раз — невероятно ново.

Мидир смотрит, и в темно-зеленом бархате людских глаз отражается яростный блеск его волчьих. Кровь кипит, бьет в виски темное вожделение. Мидир притягивает к себе Этайн, толкается языком в приоткрытый рот и тут же отступает.

Женщина отстраняется, смущенно опускает к плечу порозовевшее лицо, но ладонь Мидира на затылке не дает отвернуться. Другая его ладонь нарочито медленно собирает в складки длинный подол.

Блио приподнимается, обнажая сильную, но изящную женскую ногу. Тонкая щиколотка оплетена ремешками сандалии. Не отводя взгляда от хризолитовых глаз, Мидир перехватывает складки платья двумя руками, опускается на колено, целует обнажившееся бедро. Правая рука удерживает расшитую ткань, левая устремляется под черный бархат с серебристыми звездами, окладывая женщину на спину.

Почему на Этайн одежда цветов его Дома, Мидир не задумывается.

Пальцы поднимаются от колена к бедру, затем гладкой кожи касается вся ладонь. Этайн трепещет, дышит прерывисто, но не отстраняется.

Правая рука отпускает ткань и поднимает себе на плечо другую ножку. Мидир, повернув голову, касается губами щиколотки, скользит языком меж ремешков сандалии. Рука оглаживает округлость ягодиц, другая гладит с нажимом живот, Этайн ахает.