О чем знает ветер

Когда наконец Мик и Джо удалились через черный ход и укатили (автомобиль всё время стоял на улице), Энн без сил упала грудью на стол и забилась в рыданиях. Не издавая ни единого звука, она плакала; ее плечи сотрясались так жалко, что я подчинился порыву утешить ее. Я хотел увести Энн из кухни, но она, едва поднявшись, покачнулась – ноги ее не держали. Тогда я подхватил Энн и на руках отнес в гостиную, сел с нею в кресло-качалку (миссис Клири, мой надежный караульный, случается, по моей просьбе просиживает в нем с вязаньем целые ночи).

Энн не сопротивлялась. Наоборот, приникла ко мне, свернулась у меня на коленях, как котенок. Она лишь не хотела глядеть мне в лицо. Долго елозила головой по моей груди, пока не устроилась, как ей было удобно. Я дышать боялся – вдруг спугну ее и она сбежит? Я сам чуть не сбежал. Энн продолжала плакать, моя рубашка скоро промокла от слез и холодила бы мне грудь, если бы не восхитительно-теплое дыхание Энн. Хотелось еще крепче стиснуть ее в объятиях, хотелось слиться с нею в одно. Я сдерживался. При свете камина я видел, как мои сдавленные вдохи и выдохи колеблют черный локон; я стиснул не объятия, а кулаки и пятками уперся в пол. Кресло, не рассчитанное на двойной вес, качалось под нами не резко, стучало по половицам глуше обычного. И так же, глуше, реже обычного, ухало мое сердце, твердило: ты-жив-вы-живы-вы-плоть-и-кровь. Свободной рукой я гладил Энн по спине, приноравливаясь к этому ритму. Мы оба молчали, но, без сомнения, между нашими телами имел место самый напряженный разговор.

Внезапно лязгнула оконная рама, и Энн замерла, впрочем, почти не шевельнувшись.

– Ничего страшного, это просто ветер, – прошептал я.

– О чем он хочет поведать? – прошептала Энн – хрипло после стольких слез. – Ветру все истории известны, Томас, все до единой.

– Вот ты мне и скажи, Энн.

– У меня была учительница, так вот она утверждала: художественная литература – это будущее. Документальная литература, хроники, мемуары и тому подобное, – это прошлое. Будущему можно придать любую форму. Прошлому нельзя.

– А порой, – добавил я, – в зависимости от того, кто рассказывает историю, будущее и прошлое становятся одним целым.

Сказавши так, я словно разрушил чары. Мне сделалось безразлично, где пропадала Энн в течение пяти лет, какие тайны хранила. Я одного хотел – чтобы она осталась со мной.

– Мое имя – Энн Галлахер. Я родилась за пределами Ирландии, но Ирландия всегда была частью меня.