– Дедушка заставил меня поклясться, что я отвезу в Ирландию его прах и развею над озером Лох-Гилл. Так я и сделала. Приехала в Дромахэр, взяла лодку напрокат, развеяла прах. Но внезапно сгустился туман, и берега пропали из виду. Туман был ужасно густой, абсолютно белый – потусторонний какой-то, будто я умерла и сама этого не почувствовала. Вдруг из тумана выплыла баржа, в ней – трое мужчин. Я стала кричать, звать на помощь, но раздался выстрел, и я упала в воду.
– Не надо, Энн, – взмолился я: она наговорила достаточно. – Пожалуйста, замолчи!
Зарывшись лицом в ее волосы, я застонал, даром что хотел и пытался сдержаться. Ее сердце, подобно перепуганной пичужке, билось у моего солнечного сплетения, и даже восхитительная мягкость ее грудей не могла отвлечь меня от страха, который, вне всяких сомнений, чувствовала эта несчастная женщина. В известном смысле она мне не лгала – она явно верила каждому своему слову.
– И тут появился ты, Томас. Ты спас меня. Назвал по имени – и я откликнулась. Я думала, конец кошмару. А это было начало. Я угодила в тысяча девятьсот ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ год и не представляю, как вернуться домой.
Последнее слово Энн почти выкрикнула – и зарыдала.
Что мне оставалось? Только гладить ее волосы, да раскачивать кресло, да пытаться выкинуть из головы весь этот бред. Несколько минут я надеялся, что Энн рассмеется, скажет что-нибудь вроде: «Вон куда меня фантазия занесла!» Напрасно. Единственное, чего я добился, – немного унял нервное возбуждение Энн. Я это чувствовал по тому, как расслабились ее спинные мышцы. Мы оба молчали, каждый о своем.
– Раз я озеро пересекла, значит, обратной дороги нет, так ведь, Томас? – вдруг прошептала Энн. Посыл был яснее ясного. И я решил: хватит подыгрывать.
– Энн, я давным-давно не верю в фейри и прочее волшебство.
Голос меня самого напугал. Погребальный колокольный звон и тот, наверно, не так зловеще звучит.
Энн повернулась, чтобы глядеть мне в лицо, и до того она была хороша – черные кудри, будто нимб, – что я еле подавил порыв запустить пальцы в это чудесное, мягчайшее руно, и прильнуть ртом к этому алому, распухшему от рыданий рту. Пусть бы мои поцелуи стали противоядием от безумия и тоски, от сомнений и разочарований.
– Я вовсе не прошу тебя верить в волшебство.
– Разве?