О чём речь

Особенно же меня тронуло интервью режиссера Юрия Норштейна. Чудесно, когда человек настолько равен себе. Среди самых важных слов Норштейн называет пространство, мироздание, мироощущение, возвышение. Он говорит:

– Я люблю слово милый, употребляю его по разным поводам, причем даже в снисходительной форме. Слово деточка произношу. <…> Я люблю слова – небо, дерево, сумрак, чудный, волглый, лицо, лик, товарищ (не люблю господин), порядочность, путь, дорога, купол, свод, воодушевление, собака, очень мне нравится слово листобой.

Современный человек сходит с ума по части своего благополучия и комфорта. Для него не существует таких понятий, как дорога <…> нагретая трава, запах осенней прели. Есть только практическая целесообразность жизни <…>.

– То есть для вас слова благополучие и комфорт являются, по сути, антисловами?

– Да, они мне омерзительны. <…>

– Какие слова вы бы изъяли из русского языка?

– Не люблю слова офис, формат, цена вопроса, однозначно, имидж, ваши проблемы, заколебал, прикольно, ладненько. Важнее всего для меня соединение слов с общим контекстом (http://mn.ru/society_edu/20120601/319446719.html).

Замечательное интервью, над которым можно долго размышлять. Вот, к примеру, слово порядочность. Многие люди замечают, что в последние годы оно стало как-то мало употребляться. Видимо, потому, что оно предполагает непосредственную очевидность нравственной оценки поступков человека. А она-то, эта непосредственная очевидность, из нашего релятивистского существования слегка уходит. Меня еще поразило, как точно Норштейн в своем неприятии современности ухватил многие самые важные именно для этой самой современности слова. Как раз благополучие и комфорт – старые слова, которые за последнее время из невзрачных и прикладных разрослись до масштаба ключевых слов, обозначающих фундаментальные ценности бытия. Особенно это видно на прилагательных благополучный и комфортный. Недаром в XXI веке политики заговорили о том, что Россия должна стать «благополучной страной» для «комфортной жизни». Да и слово формат Норштейн острым глазом художника приметил. А ведь за модой на это слово и вправду стоит совсем новое представление о соотношении формы и содержания (я уже об этом писала, как и о комфорте с благополучием). Да и со словом проблема тоже понятно… Проблема вместо неприятность или беда – это торжество практицизма: нечего переживать, надо действовать. Решать вопросы, как теперь говорят. Цена вопроса тоже у Норштейна, понятное дело, в черном списке.

Да, а листобой, кстати, это осенний холодный ветер такой.

Жеманство, больше ничего

А вот еще одна из героинь «Слова и анти слова» (www.mn.society_edu/20130308/339289799.html), «автор песен и музыкант Наталья О’Шей (Хелависа)», отрекомендовавшаяся среди прочего лингвистом, говорит, что ненавидит «откровенно неграмотные слова плана „волнительный“». Интересно, думаю, что такого откровенно неграмотного в слове волнительный? В нем просто некая ненужная экзальтация, а с грамотностью ничего такого. Но далее она поясняет: «Я терпеть не могу неверные ударения и новообразования восьмидесятых годов – уже упоминала ужасное словечко „волнительный“. Что это за слово? Кто такой „волнитель“?» Ну, она же говорит, что лингвист. При чем тут волнитель? Что, если есть слово упоительный – должен быть упоитель? Или оно тоже неграмотное? А восхитительный – восхититель? Зубодробительный – зубодробитель? Наконец, если офигительный – то и офигитель?