О чём речь

Собственно, четвертинкой раньше называлась четверть старого штофа, она же четверть банки (1/48 ведра = 256 мл). Таким образом, при легком недоливе получается то же самое, что четверть литра. Повезло и слову сотка (соточка). Сейчас говорят: «Налей соточку», то есть 100 мл. А раньше имелась в виду сотая часть ведра. В первом случае надо умножать, во втором делить. Но, в общем, те же полстакана, только стакан сейчас поменьше. Система, конечно, была сложной: были старый штоф и новый штоф, старый и новый полуштоф, старая и новая кружка, такая же петрушка была и со шкаликом. Поэтому, кстати, добавить слов в задачу не так просто, как кажется на первый взгляд: получается совсем уж бесконечное количество правильных вариантов ответа. В особенности с маленькими бутылочками все неоднозначно.

Слово мерзавчик было в более или менее современном языке почти столь же популярным, как чекушка, и подразумевало бутылочку в 125 (иногда 100) мл. Сейчас оно как будто даже активизировалось, поскольку такие бутылочки дают в самолетах и ставят в мини-бары в гостиничных номерах: «В гостинице „Барбизон“ он снял номер за 450 гульденов в сутки, принял ванну, достал из бара мерзавчик шотландского виски, завалился на постель» (В. Пьецух. Государственное Дитя, 1997). А слово жулик почти забылось, но все же связывалось скорее с еще более мелкой бутылочкой, которую прячут в кармане персонажи Гиляровского:

– …А сегодня пил?

– Вот только глотнул половину. – И показал ему из кармана «жулика»

(Москва и Москвичи

, 1926).

Однако сначала было не совсем так. И чекушка не была четвертинкой – была гораздо больше, около полутора литров. А с «порционными» бутылочками такая история.

На рубеже веков (XIX и XX) по инициативе министра финансов С. Ю. Витте было решено заменить водочный акциз государственной винной монополией. Питейным заведениям в основном разрешалось продавать только казенную водку, причем в запечатанной посуде и без наценки. В Москве и Московской губернии действие монополии началось с 1 июля 1901 года. Как писал один из критиков режима, до винной монополии продавались наименьшей мерою только полубутылки, т. называемые сороковки. Витте вводит еще меньшую меру в 1/100 и даже 1/200 ведра, которые стоят каких-нибудь 8 и даже 4 копейки. И народ вполне справедливо назвал первую «жуликом», а вторую «мерзавчиком». Действительно, эти ничтожные дозы водки начали у нищего вытягивать последнюю копейку! <…> Народ этими ничтожными дозами алкоголя, стоящими гроши, постоянно вводится во искушение; и за маленькой дозой водки, если имеются деньги, по роковой необходимости следуют все большие и большие, а затем помимо воли – и бесшабашный разгул (А. Шипов. Алкоголизм и революция, 1908).

Но вернемся к нашей задаче. Ответ, если ориентироваться на, грубо говоря, послереволюционное словоупо требление, будет таким: жулик, мерзавчик, чекушка, раиска, поллитровка, сабонис. Однако если пытаться докопаться до корней и истоков, то в левой части списка возникает путаница. А и правда, чего мелочиться. И с поллитровкой можно разобраться при помощи волшебной формулы: «Третьим будешь?» Помните, была такая загадка: «Как разделить 500 на 3 без остатка?» Ответ: «Три граненых стакана».

Исключительно надежный парень

Каждый год 5 марта я с утра, даже с ночи еще, читаю в интернете сообщения типа: «С всемирным днем Чейна и Стокса!», «Чейну и Стоксу слава!» Правда, когда 5 марта 2012 года был митинг на Пушкинской и у меня был плакат «5 марта. Дыхание Чейн-Стокса», я убедилась, что понимают его, увы, не многие – особенно среди молодежи. Помню, как фотограф Илья Варламов равнодушно скользнул по моему плакату взглядом и решительно направился фотографировать человека-яйцо. Но зато те, кто понимал, те ОЧЕНЬ понимали. Особенно старики. Подходили, улыбались, кивали: «Мы помним. Каждый год отмечаем». Поэтому я расскажу, поскольку очень хочу, чтобы все знали про Чейна и Стокса. Ну, а те, кто и без меня знал, те не будут в претензии.