О чём шепчут колосья

«Если предположить, что ежедневно агрегат Борина убирал 75 га, то окажется, что одним своим агрегатом Борин заменял ежедневно 950 человек, 150 лошадей, 37 веялок, 20 конных молотилок. Это при условии, если бы уборка 75 га велась вручную, а молотьба — конными молотилками».

Андрея, как он мне потом признался, заинтересовали не лошади, не веялки, не молотилки и даже не сам комбайн, заменявший на уборке ежедневно до тысячи человек, а справка из бухгалтерии Штейнгардтской[16] МТС о заработках комбайнёра.

Мать Андрея тут же перевела все полученные продукты на деньги и заключила, что работёнка у комбайнёра выгодная.

— А трудная ли она? — спросил меня Андрей.

— Поработаешь — увидишь.

МОЁ ОРУЖИЕ

Через два дня ми прибыли в Шкуринскую. Приехали на рассвете. Утром позавтракали и пешком отправились в степь.

— Сколько до полевого стана? — осторожно спросил Андрей.

— Километров пять.

— Далековато. А что, у тебя мотоцикла нет?

Я промолчал.

— А в картине не так.

— В какой картине?

— В кинофильме «Трактористы». Там все до единого механизаторы по станице на мотоциклах разъезжают. Красота!..

Во время уборки поломалась передняя подвеска грохота первой очистки. Отремонтировать её — дело нехитрое. Но попробуй проберись к подвеске! Для этого нужно разобрать очистку, снять элеватор и другие детали, залезть внутрь комбайна. А как залезть? Солнце раскалило бока машины. На рабочих узлах висят остья. Они впиваются в потное тело. Но ты сгибаешься и лезешь, как лиса в свою нору. Лезть надо: поспевшее зерно ждать не будет, оно начнёт осыпаться.

Всякая работа бывает тяжела, пока к ней не привыкнешь, А привыкнешь — станет для тебя желанной.

Впервые попав на колхозные поля, Андрей всему удивлялся. Ему было непонятно, почему мастера комбайновой уборки Трофима Кабана тревожат «косички», случайно оставленные на углах загонки.

— Да стоит ли из-за каких-то «косичек» тревожиться? Скажи, Трофим Трофимович, могут ли комбайнёра из-за них к суду привлечь? — спрашивал Андрей.

— Не могут, не наша вина,

— А оштрафовать могут?

— Нет, не оштрафуют.

— Зачем же в таком случае волноваться?

— Затем, что стыдно будет станичникам в глаза смотреть, — ответил Трофим. — Люди год трудились, хлеб выхаживали, на нас надеялись, а мы…

Проработав с нами, парень на многое стал смотреть другими глазами. Он понял, что неважно, на чём сельские механизаторы добираются в поле — на мотоциклах, бедарках или пешком. Что дело не в высоких заработках, хотя материальная заинтересованность — это не последний вопрос, — а прежде всего в том, как человек относится к труду и что его труд приносит колхозу.

После Шкуринской Андрей уже не гадал: «А что, если в агрономы?» Его не смущало, что придётся «мерить землю ногами», работать и в зной и в непогодь под открытым небом, а не за столом в уютном кабинете; его не смущало и то, что придётся иметь дело с навозом и с землёй. Парня тянуло к комбайну, — к кубанскому чернозёму, к нашим просторам. Он согласен был каждый год на каникулы ездить в Шкуринскую, чтобы водить комбайны; готов был даже переселиться сюда из Москвы.

Собирался я и лето 1941 года поработать в станице. Но неожиданно для всех началась воина с гитлеровской Германией.

Кто бы мог поверить, что пушки заговорят в такой ясный солнечный день, каким было 22 июня 1941 года, когда кругом всё росло и цвело!..

В голове упорно билась мысль: «Чем я в эту тяжёлую годину могу помочь Родине?»

Отправляюсь немедленно в военкомат, прошу, чтобы послали на передовую, под Минск.

Районный военный комиссар прочёл заявление и пристально посмотрел на меня.

— На Минское направление не пошлём, — сказал он решительно, — там и без вас обойдутся. Вам надо ехать на другой, не менее важный фронт.

— На какой? — вырвалось у меня.

— На Кубанский, где уже созрели хлеба и вот-вот начнётся массовая уборка.

Напрасно я пытался уговорить военкома изменить своё решение: мне было стыдно отсиживаться в тылу, находиться в обозе событий.

— В обозе событий? — остановил он меня. — Вы напомнили мне одну историю из гражданской войны. Тогда я у Николая Щорса служил. В городке Унеча Щорс пополнял свой полк. К нему пришли трое парней из обозного завода. Юноши добивались, чтобы их отправили на фронт. И что же вы думаете, Щорс уважил их просьбу? — спросил военком, щуря глаза.

— Конечно, уважил.

— Нет, Щорс отказал. Как только он узнал, где эти ребята работают, он велел им вернуться обратно на завод. Добровольцев у него хватало, а телег — не было… И теперь Красной Армии нужны не только добровольцы — нужен хлеб. Хлеб, понимаете! Сколько, Борин, в прошлом году зерна намолотили?

— Сто восемьдесят две тысячи пудов, — отрапортовал я.

— Сто восемьдесят две тысячи пудов! Так этим же хлебом, — воскликнул военком, — целую воинскую часть можно год кормить! Теперь подумайте, где вы больше пользы принесёте: на фронте с винтовкой или за штурвалом комбайна, с вашей, можно сказать, рекордной выработкой?

ПРОВЕРЬ ЕЁ ХАРАКТЕР И КАПРИЗЫ…