О чувстве, заключенном в вещах, и о магии

Животные же, будучи сложнее устроенными, претерпевают распад. Так что дыша воздухом, дух ощущает его с помощью чувства воздушной природы, память о теле, в которое был заключён, оставляя позади, раз его «страстотерпие» из-за великой перемены, [смерти], уносит вдаль им испытанные ранее страсти и порывы души. Ту память, которая и сама канет в Лету. [Мёртвое] же тело остаётся с собственном чувством, притуплённым, его [плотской] природе соответствующим, даже если дух ещё пребывает в нервах и чувствует. Явственно видно это в хвостах змей и ящериц[129], погибающих последними, как и сердце, так как «узкие сосуды» духа не дают ему так просто покинуть тело. Вот так же, когда обвальщики [мяса на скотобойне] освежёвывают быков, то кое-где плоть убитого животного дрожит, шевелится и ощутимо сокращается[130]. Люди тоже пред лицом своего убийцы пышут кровью и горят гневом, в страхе чуя нутром, что здесь их ненавистный враг – чувство передаётся от одного к другому через воздух.

Такой приметой пользуются опытные следователи, чтобы разузнать, кто совершил убийство. Один уроженец Ночеры[131] убил человека и закопал в земле, а позднее его самого по другому обвинению посадили в тюремную камеру. Двадцать дней подряд лил дождь, из-за наводнения труп всплыл, и его унесло на городскую улицу, где была тюрьма. Когда труп заметил, что только окно отделяет его от убийцы, он закипел кровью, начав источать её из ран, к немалому ужасу того, кто знал о своей вине в этом преступлении. Когда же он проплыл дальше, то больше не кипел, вернувшись на своё место. А человек этот спустя двадцать девять лет мне сам раскрыл душу.

Так что остаётся чувство не только в духе, тело покидающем, но и в самом [мёртвом] теле, ещё не окоченевшем и с кровью внутри. Мы ведь тоже, перед собой видя недруга, в гневе вскипаем или от страха дрожим. Ну а когда труп изнутри разлагается, то один канал чувственной [жизни] он теряет, но вот другой в нём становится только сильнее. Да и к тому же в трупе заводятся черви, а чувства в них не могут проистекать ниоткуда. Не могут из материальной «потенции», из чрева её, которое жизнь поддерживает, но не порождает, как мы показали во второй книге [трактата][132]. Значит внутри трупа заключено чувство, и есть в нём сокрытый от нас жар, по природе деятельный, не прекращающий работу свою, ни на миг о ней не забывающий. Вот почему труп пухнет, из него выходит жидкость, он размягчается и воняет. Зловоние – это густой и сопрелый пар, отягощающий чуткость нашего духа. Он выше наших сил, и духу нашему чужд, потому нам и противен, но не тем бессловесным тварям, у которых дух теплее и гуще нашего. Вот так: что одному зловоние, то другому – аромат. Таким образом, жар приходит в движение и, не выделяя фракцию тонкую в густой и липкой [трупной] массе, рождает дух [тёплый и сопрелый]. Так появляется червь или другое одушевлённое существо, которое в этой жарко-прелой махине [разлагающегося трупа] больше себя чувствует как дома. К тому же можно видеть, что у трупов растут волосы и ногти. Влага, содержащаяся в исконно присущем телу тепле, оказывающем постоянно воздействие на его останки, согревается и выходит вовне, питая части тела самые «наружные», подобные тем, что покидают его пределы[133]. Время идёт, испаряется и [этот прелый] дух из размягчённых [тканей] иссыхающего трупа, в костных останках которого остаётся только самое притуплённое чувство, пока он не станет землёю или перейдёт в другое тело, [питаемое землёй]. А ведь мы уже давно показали, что без ощущения невозможно питать, [тогда как в трупе есть «остаточное» питание]. <…>

Думаю, что когда Августин утверждает в работе о должной заботе о мёртвых, что в трупах нету чувства[134], то разумеет он чувство человеческое, живой дух и душу, которые, как древние думали, даже чтобы принять пищу – в могилу возвращаются из странствий [на том свете], отчего и ставили в местах погребения столы с яствами[135]. Августин не говорит здесь о всеобщем, приглушённом, в плоти заключённом, чувстве, который признаёт и сам, как уже сказано[136], хотя его природе уделил в своей философии крайне мало внимания[137].

Глава 10 В предметах, уже давно не существующих, остаётся чувство и давнишнее и недавнее: дивные опыты, имеющие к магии касательство