О дарах и дарителях (ЛП)

Гермиона с силой сжала мышцы влагалища, чтобы попытаться заставить его продвинуться еще глубже. Почувствовав, как те туго обволакивают его плоть, Малфой закрыл глаза и глухой стон удовольствия, больше похожий на рык, невольно сорвался с его губ.

Немного выйдя из нее, он чуть помедлил, а затем погрузился в это сочащееся влагой тепло еще глубже. И снова застонал, теперь его лицо исказила почти гримаса. Гермиона поняла, что он потерялся в ней и почувствовала счастье. Наконец-то, потихоньку он становился похож сам на себя…

— Гермиона, — шепотом выдохнул он, замерев внутри нее.

Она застонала от разочарования. Хотелось движения. Быстрого. Бешеного.

— Пожалуйста…

Люциус смотрел на нее сверху вниз и ощущал, как стенки влагалища мягко пульсируют вокруг его плоти. Втянув в себя воздух, он уткнулся лицом в нежную женскую шею.

— Боги… идеальное тело… почему я не знал раньше?.. — она едва услышала эти приглушенные слова и провела пальцами по его спине, чувствуя на ней следы от длинных глубоких шрамов, будто выгравированных на коже.

— Двигайся во мне, Люциус. Ну же! Двигайся!

И он начал медленно размеренно двигаться, неуклонно наращивая темп и пребывая в явном восторге от бархатной хватки мышц влагалища, сладко охватывавших его. Потом рука потянулась вниз и снова скользнула к клитору. И это снова заставило Гермиону выгнуться, отдаваясь той блаженной волне, что яростно пульсировала в ней вокруг твердой плоти, продолжающей и продолжающей пронзать ее.

Она была уже готова кончить во второй раз: до такой высоты желания он поднял ее тело, и теперь уже знала, что следующий оргазм будет еще более ослепительным, чем раньше. Она схватила Малфоя за плечи, пытаясь заставить его взглянуть на себя, но глаза его были закрыты. Казалось, эти монотонные движения словно бы переселили его в какой-то другой мир. Мир уже его собственного удовольствия.

— Люциус… — жалобно простонала она, давая понять, что почти готова.

Гермиона тяжело потянула его к себе и обхватила лицо ладонями. Люциус открыл глаза, что были затуманены удовольствием. Приоткрыв рот, он почти задыхался, но она чувствовала, как он по-прежнему сдерживается, не желая кончать.

Приподняв голову, Гермиона крепко поцеловала его и откинула назад, все еще не сводя с нее глаз. Теперь его черты исказила нежность и, опустившись к ее уху, он низко и уверенно прошептал:

— Вот теперь ты простила меня… Я чувствую это.

Она выгнулась еще сильней, чтобы втолкнуть его в себя глубже, и покорно согласилась:

— Вот и славно, что ты наконец-то понял это…

Их глаза снова зажмурились, и на этот раз Гермиона поняла, что сдерживаться он больше не сможет. И оказалась права: Люциус толкнулся еще несколько раз, а потом челюсть его сжалась, в глазах вспыхнуло что-то ярко-серое, и он отдался собственному блаженству, нахлынувшему с такой силой, что с губ сорвался громкий гортанный крик. Он вошел в нее так глубоко, как только мог, и излился мучительно прекрасными и даже чуточку болезненными толчками.

Этих нескольких мгновений хватило и ей. Услышав, что он кончает, Гермиона тоже рухнула в блаженный оргазм, и его последние конвульсии взорвали ее саму.

Потом они долго молчали. Задыхающийся Люциус все еще лежал на ней и долго восстанавливал дыхание. И воздух, которым он дышал, казался теперь каким-то свежим и новым, словно он вдохнул его впервые в жизни. Гермиона продолжала крепко обнимать его за спину, изредка ласково проводя ладошками по позвоночнику.

Наконец он скатился, продолжая молчать, а Гермиона направилась в душ. И когда она вернулась, вытирая волосы заклинанием, он тоже молчал. Она подошла к своей сумке.

— Не уходи… — с тревогой попросил Малфой, явно опасаясь, что она собирается одеться и оставить его.

Повернувшись к нему с улыбкой, Гермиона прижала палец к губам, чтобы заставить замолчать. Потом потянулась к сумке и достала ожерелье, расположив его на шее. После этого вытащила флакон с духами и мазнула кожу в самых чувствительных местах. Аромат, казалось, наполнил все ее существо. Наконец, последним она вытащила свиток пергамента «Гларориума Лоре». Затем подошла и встала рядом с кроватью, глядя на Люциуса с нежной улыбкой. Обнаженная, одетая лишь в его подарки.

Люциус поднялся и встал на кровати на коленях. Руки его легко пробежались по ее телу: от живота до полушарий груди, коснувшись павлиньего пера. А затем он склонил голову к ее шее и глубоко вдохнул пьянящий аромат. И замер, наслаждаясь мгновением.

— Между прочим, вы нагло солгали мне, мистер Малфой, — почти пропела Гермиона.

— Надеюсь, тебя это не удивляет… ведь я только и делал, что лгал в течение долгих лет… — задумчиво протянул он в промежутках между поцелуями. — Но, клянусь, я не обманывал тебя в тех посланиях, что присылал вместе с подарками.

— Хорошо-хорошо, будем называть это либеральным толкованием правды.

— И почему же? — он все еще целовал ее шею.

— Ты сказал на балу, что не пытаешься меня соблазнять.

— Так я и не пытался. На балу.

— Да… Но теперь мы здесь.

— Слава Мерлину…

— Согласна.