— Совсем не здорово, — качает головой Азамат. — Но на целителя у них обычно нет денег. Погоди, вот, надеюсь, в следующем году сделаем государственное страхование здоровья, тогда, может, придут. А кто у тебя был первым?
Переход настолько неожиданный, что я не сразу понимаю, о чём он. Зато когда понимаю, начинаю ржать так, что приходится перевернуться спиной вверх, чтобы не утонуть.
— Ещё хуже, чем у тебя. Вот честно, какой — то мужик! На свадьбе у подруги. Причём никто потом не помнил, чей он был приятель. Пьяные все были в дрова, собсно, свадьбы в восемнадцать лет — они такие.
— Ты оправдываешься, — удивлённо замечает Азамат.
— Ну да, наверное… — притормаживаю я. — Просто я не то чтобы гордилась этим поступком.
— Я своим тоже не горжусь, — отчётливо произносит Азамат, притягивая меня поближе. — Ты же не думаешь, что моё мнение о тебе может измениться из — за какой — то информации.
Я вглядываюсь в его лицо, пытаясь понять, к чему он это.
— Ты хочешь сказать, что будешь меня любить даже если прочитаешь все мои посты в соцсетях с шестилетнего возраста?
Он поднимает брови.
— Да. А ты писала в соцсетях с шестилетнего возраста?
— Естественно, а ты что, нет?
— Я, по — моему, ни разу в жизни ничего не писал в соцсетях.
— А как же ты собираешься доказывать детям и внукам, что в своё время был таким же идиотом? — ужасаюсь я.
— А зачем? — фыркает Азамат.
— Ну как, чтобы они не чувствовали себя позором семьи…
Азамат заходится хохотом так, что вода выплёскивается через край.
— Ой не могу, земное воспитание! Боги, мой отец прилагал все усилия, чтобы я
постоянно
чувствовал себя позором семьи!
— Но ты же не думаешь, что это правильно?
— Нет, — он переводит дух. — Я вон даже Арона заставил отдать детей Унгуцу в клуб, чтобы были под присмотром. А то опять у мальчика на руках такие синяки, что мне Арона хочется закатать в дорожное покрытие.
— Я чувствую, в этом клубе у Унгуца скоро весь Муданг соберётся.
— Пусть, — улыбается Азамат. — Кир с большим удовольствием их всех воспитает. Эцаган уже поставил на поток дела о домашнем насилии, пятнадцать процессов за зиму, все очевидные. Мне даже интересно, когда люди наконец поймут, что сорок раз розгами — это не повод для гордости.
— Надеюсь, что до того, как вы все вымрете, — оптимистично замечаю я.
— Кстати, — Азамат меняет положение, прильнув ко мне вдоль всего тела (моего, я короче). — О вымирании. То есть, я понимаю, что к ещё одному ребёнку ты пока не готова, но… мы сегодня только болтать будем?
Он проводит тыльной стороной пальца вдоль моего позвоночника, посылая по всему телу тёплую дрожь. Это по — прежнему редкость, что он первым намекает. Обычно если я не проявляю заинтересованности, он делает вид, что ему ничего не нужно.
— Да я уже давно готова, это ты про Кира начал говорить, — отвечаю. — Я сегодня вообще весь день минуты считаю, когда наконец до тебя доберусь.
— Правда считаешь? — неуверенно улыбается он.
— Ещё как! У меня на работе всё пропиталось этим черёмуховым запахом, я думала, не доживу до вечера. Вчера и не дожила, собственно, пришла тебя насиловать.
— А что такого в этом запахе? — отвлекается он.
— Ну как, помнишь, когда мы только прилетели прошлой весной, тоже черёмуха цвела. Помнишь, как я скакала перед Домом Старейшин? Так у меня от этого запаха постоянно такое же настроение.
Его улыбка как будто немного спадает.
— Ты вспоминаешь об этом, — медленно говорит он, — потому что тогда чувства были сильнее?
— Чувство паники и желание прибить человек как — эдак восемнадцать? Да, безусловно, — усмехаюсь я. Но видя, что он готов обратить всё в шутку, перехожу на более серьёзный тон. — Нет, я думаю, не были. По крайней мере, я не помню, чтобы хоть раз было как сегодня, когда я полдня не могла ни о чём думать кроме как о том, чтобы тебя раздеть и отъестествовать.
Он напряжённо прикусывает губу — простой жест, который возвращает все мои дневные эмоции без купюр.
— Можно поинтересоваться, что я сделал, чтобы вызвать у тебя такое желание?
Я пожимаю одним плечом, торчащим над водой.
— Прожил со мной год, не сбежал и не оказался выдумкой?
Он целует меня в уголок губ и практически мне в рот шепчет:
— Даже если б я был выдумкой, ради тебя я бы стал реальностью.
С Алэком очень трудно играть в прятки. Когда прячется он, я серьёзно подолгу не могу его найти, потому что жилая часть дворца довольно большая, в ней куча шкафов, тумбочек и поддиваний, в которые прекрасно помещается годовалый ребёнок. При этом суть игры он понимает хорошо, ползает резво и сидит тихо, так что если не мухлевать — не смотреть, куда он направился, и не сверяться с ребёнколокатором, — то я всерьёз иногда не могу его найти. Когда же прячусь я, он, похоже, находит меня по запаху, иначе я не могу объяснить, как он умудряется обнаруживать меня со стопроцентным попаданием.
И вот, забралась это я на антресоли в надежде, что хоть на этот раз ребёнок помыкается вокруг чуть подольше, и мне удастся немного перевести дух, и тут дверь гостиной открывается, являя моему взору в щель между дверцами высокого благообразного старца в шубе и носках.