О детях и прочей нечисти

Я очень, очень хочу сделать вид, что никого нет дома, но при мысли, как отреагирует Арават на моё выпадение с антресолей, меня разбирает такой смех, что сдержаться не удаётся. Да ещё Алэк как раз в этот момент выруливает из спальни и безошибочно устремляется к моему убежищу с криком: «Мама! Насё!»

Нашёл, паразитик.

Мучительно собрав волю в кулак, я открываю дверцу и спрыгиваю на ковёр, стараясь сохранить нейтральное выражение лица, как будто это не я среди бела дня прячусь в антресолях между запасными дифжир. Арават провожает моё низвержение пустым взглядом.

Алэк ужасно радуется и поднимается на неустойчивые ножки, тут же схватившись за мою юбку.

— Умница, маленький, нашёл маму! — хвалю я, про себя скрежеща зубами и напряжённо ожидая собирающейся бури.

— Нашего брата не проведёшь, — неожиданно мирно замечает Арават, наконец — то входя в гостиную и закрывая за собой дверь.

Впрочем, когда я поднимаю взгляд, вижу по его перекошенному лицу, что непринуждённый тон дался ему с таким же трудом, как мне прыжок вниз. Неужто решил проявить тактичность? Он же такого слова не знает! Как бы там ни было, главное не начать оправдываться, ещё не хватало позволить ему заставить меня неловко себя чувствовать.

— Здравствуй, — демонстрирую я поверхностную вежливость. — А что же ты не предупредил, что зайдёшь? Я бы с кухонь чего — нибудь вкусного заказала.

— Я не знал, будет ли у меня время, — как — то неубедительно бормочет Арават. — Ездил к другу на Орл, а тут долхотскую дорогу завалило снежной лавиной, сегодня не проехать.

— Так тебе переночевать надо? — уточняю я.

— Не волнуйся, — поджимает губы он, — постоялые дворы в столице ещё не перевелись.

Я закатываю глаза. По мне — то пусть бы он и правда на постоялом дворе остановился, но Азамат расстроится, а то и вовсе силком его посреди ночи сюда притащит, так уже случилось разок.

— Азамат будет рад, если ты останешься у нас, — сообщаю я, стараясь не кривить душой. — Кир, кстати, тоже давно тебя не видел. Так что выбирай себе гостевую комнату, шубу можешь оставить в коридоре на вешалке, чтобы её почистили от снега. Кстати, спасибо, что сапоги снял.

Арават пару секунд колеблется, принимать ли моё не слишком радушное приглашение, но потом всё — таки начинает расстёгивать шубу.

— После прошлого раза я к тебе в сапогах на артун не подойду, — бросает он, выходя в коридор.

Я, конечно, понимаю, что он хочет намекнуть на мою психическую неуравновешенность, как он это любит, но всё, чего он добивается, — это повышения моей самооценки.

С тех пор, как они с Азаматом официально помирились и натрескались мангустовых яблок, Арават навещал нас два раза — тут и на Доле. Собственно, инцидент с сапогами произошёл там, когда после тура по табуну, который ему устраивали Азамат с Киром, Арават прямо в навозных сапогах вломился в детскую на внука посмотреть. Я, естественно, имела что сказать по этому поводу, вон, до сих пор помнит.

— Мама! Игать! — напоминает Алэк.

— Давай в мячик? — предлагаю я. Прятаться при Аравате всё — таки больше не хочется.

— Неть!

— Ну хочешь я тебе щенят на столе запущу? — с надеждой спрашиваю я.

— Неееть!

Я принимаюсь соображать, чем бы ещё увлечь дитятко так, чтобы Аравату не довелось наблюдать меня с неожиданных ракурсов. Он тем временем возвращается из коридора, и Алэк переключается на него.

— Деда! Пятаца!

На «деду» Арават уже привык откликаться, но на этом его познания в моём родном языке и заканчиваются.

— Котик, с дедой надо по — муданжски говорить, — напоминаю я.

Алэк тут же с лёгкостью повторяет свои требования на муданжском.

— Нет, малыш, я уже старый в прятки играть, — возражает Арават, величественно опускаясь на диван. При всём моём к нему своеобразном отношении, я вынуждена признать, что он умеет себя подать, пожалуй, даже лучше, чем Азамат. — Иди лучше сюда, я тебя на коленке покатаю.

Алэк, немного сдувшийся после отказа, снова оживляется и топает на зов. Арават сажает его верхом себе на ногу и принимается покачивать, декламируя какой — то стишок про лошадок и умудряясь при этом нисколько не утратить величия и благообразия. Я вынуждена признать один — ноль в его пользу и тихонько усаживаюсь у стеночки, не привлекая к себе внимания.

Где — то через часок ребёнку всё — таки надоедает кататься, но он утомляется достаточно, чтобы перейти к более тихим играм. Я извлекаю большую коробку с пирамидками и мозаиками и принимаюсь объяснять ребёнку, что красную собачку надо положить либо к красным, либо к собачкам, а синюю кошечку соответственно. На трёх языках это особенно пикантно. Краем глаза замечаю, что Арават украдкой утирает пот со лба.

— Если хочешь, закажи себе что — нибудь, меню на журнальном столике, — напоминаю я.

— Да, пожалуй, после таких трудов можно и подкрепиться, — соглашается он. — Заводной какой мальчуган… Давно ты с ним тут бесишься?

— С семи утра, — вздыхаю я.

— Не понял, а няня где? — поднимает брови Арават.

— Няню я сама вчера отпустила поспать подольше, а то он уже на ногах не держится. После обеда придёт.