– У меня юбка была плиссированная. До середины голени. Одежду мне тоже бабушка покупала. А дома стояла швейная машинка, а на уроках труда у меня шить неплохо получалось. В общем, юбку я укоротила, чтобы она на ладонь от колена была, выше по школьным правилам не разрешалось, а потом бусинами расшила. Почти три недели на это дело потратила. Зато вышло так, что все упали. И бабушка в том числе. От шока, конечно, не от радости. Там такая прелесть получилась – вырви глаз. Она у меня до сих пор где-то лежит. Но мне эффект понравился. Знаешь, вроде как бабушка мне начнет выговаривать, а сама всё время взглядом в эту юбку упирается, и ощущение такое, будто на мне не юбка, а бронежилет, и от него всё отскакивает… И я стала переделывать свои вещи. И снова танцевать пошла. Я ходила лет до десяти, мне так нравилось. В танце хорошо – обо всем забываешь. Я, конечно, тогда была уверена, что всё это временно. Но вот мне тридцать два года, а я кручу фуэте и одеваюсь как девчонка…
Юля рассмеялась, но в смехе ее Демьян услышал слезы. Потом перевела дыхание и продолжила:
– Но мне всё это и правда помогло. Я задумалась о том, что с собой делаю, и поняла, что не хочу повторить путь родителей, и уж тем более – кому-то назло. Что хочу нормальную жизнь. Родители ведь, когда выпивать начинали, вряд ли планировали спиться, но их засосало, потому что всегда кажется, что чуть-чуть – это ничего, но именно с чуть-чуть всё и начинается. Ведь каждый уверен, что он-то точно сможет остановиться и с ним ничего не случится. Но на самом деле это лишь вопрос везения, и кому-то везет, а кому-то нет… Я решила, что не хочу и дальше испытывать свое везение. Если уж совсем честно, то банально испугалась. И резко со всем завязала. Но бабушке всё равно всё не нравилось: как я одеваюсь, как разговариваю, с кем общаюсь, какие оценки приношу… Так мы с ней и жили. Я доставала ее, она – меня. Но при этом мы любили друг друга. Так бывает, ты любишь и хочешь как лучше, и каждый вечер даешь себе слово, что завтра обязательно начнешь вести себя по-другому, но с утра всё повторяется… Но хорошие моменты были, правда. Потом со мной первый мальчик приключился. В соседнем подъезде жил. Хороший парень такой, мне с ним очень повезло. До сих пор ему благодарна. Мы не то чтобы отчаянно любили друг друга, скорее испытывали симпатию, ну и интересно было наконец получить доступ к чьему-то телу и к себе кого-то подпустить. Знаешь, больше эксперименты друг на друге ставили: а если так потрогать, а если сяк… Целоваться на нем училась. Его родители работали допоздна, вот мы у него и пропадали. Потом, правда, он в кого-то влюбился, пришел ко мне с повинной. А я так легко отпустила, сама себе удивилась. В общем, хорошо расстались. И из этого опыта я вынесла понимание того, что мне всё это очень понравилось и я хочу еще. Потом я школу закончила, поступила. А потом…
Юля оборвала себя так резко, Демьян даже сначала не понял, что произошло. Она судорожно вздохнула и выдохнула. Снова взяла себя в руки.
– А потом вот бабушка… – закончила Юля. – Она сгорела за две недели. Ужасно быстро. Я даже не представляла, что так бывает. И вот знаешь, когда ее не стало, я осознала мучительную правду: всё это время у меня был родной человек, а я не ценила, только собиралась ценить. А теперь осталась одна. Спасибо бабе Рае. Она мне помогла всё организовать, а то я просто впала в ступор. Хотелось лежать и не двигаться, и чтобы отстали. Впрочем, когда всё закончилось, все и отстали. Вернулась домой, а тут тишина и зеркала завешаны. Никогда не забуду… Я долго не могла в себя прийти. Корила себя за то, что так себя с ней вела. Пошла к родителям. Сама не знаю зачем. Мы не общались. Но это я, разумеется, зря сделала. Выслушала от них много интересного. Только хуже стало. И меня начало мучить, что они меня бросили. И раньше мучило, но тут вообще переклинило. Тогда я нашла группу поддержки детей алкоголиков и пришла туда.
Демьян округлил глаза. Ему всегда казалось, что он знает о Юле почти всё, а оказывается, не знал ничего. Как это выходит, как так получается, что ты проводишь с человеком столько времени, а видишь только верхушку айсберга?
– И? – осторожно поинтересовался он. – Помогло?