О детях Кощеевых

– Тебе нужно меньше нервничать, – сказал Кощей, надеясь хоть немного ее успокоить. – Опять седой волос. Давай-ка я…

Василиса в его руках дернулась и отстранилась.

– Давай не сейчас, – попросила она, отводя глаза.

– Почему? – не понял Кощей. – Это же быстро. Я…

– Кош, пожалуйста…

– Василиса, прекрати, что ты…

– Нет!

Она вырвала руку, которую он всё еще держал, и отошла на несколько шагов. Повернулась к нему спиной и замерла.

– Василиса…

– Прости, – попросила она, не оборачиваясь. – Прости, Кош, я… я просто… Это из-за Златы. Правда, давай не сейчас.

На кухне повисла тишина. Кощею показалось, что где-то наверху раздались шаги. Но он упустил этот момент, потому что здесь происходило нечто не менее страшное, чем то, что творилось с его дочерью.

– Василиса, что происходит?

Вместо ответа Василиса опустилась на стул, уперлась локтями о стол и спрятала лицо в ладонях. Что-то внутри свело до боли.

Нет.

– Прости, – попросила она. – Прости меня, если сможешь. Я понимаю, после того, что ты сделал для меня, у меня нет права тебе в этом отказывать, но я не хочу. Я старалась, уговаривала себя, но просто теперь, когда Злата в таком состоянии, нервы сдали – и у меня не осталось на это сил…

– Ты хочешь продолжать стареть?

– Да.

Произнесенное слово эхом отозвалось в нем.

Кощей дошел до стола и опустился на соседний стул. Что-то ноги плохо держали. В последнее время ему тоже начало казаться, что он стареет. Кощей знал, что это невозможно. Так что? Самый простой ответ – устал – его пугал, потому что спасения от этой болезни для него не было.

– Но почему ты ни разу не сказала?

– А ты ни разу не спросил, – вздохнула Василиса. – Я знаю, это жестоко по отношению к тебе после всего, через что мы прошли, и я не знаю, что мне делать. Я не смогу так, как ты. Не смогу их всех пережить. Я не выдержу этого. Или превращусь во что-то, что будет уже не мной. Я хочу состариться и уйти. Прежде них. Прости меня…

Василиса всхлипнула, всё так же не отводя ладоней от лица. Кощей прикрыл глаза.

Что ж, вот и всё. Кого он пытался обмануть? Всегда ведь знал, что этим всё закончится.

И всё, что его ждет, – одиночество. Снова.

– Я понимаю, потому что мне тоже страшно.

Василиса отняла лицо от рук.

– Мне страшно, – повторил Кощей, глядя ей в глаза. – Страшно остаться одному. До вас у меня никогда не было семьи. А потом появилась ты и Злата с Демьяном. Мне страшно оттого, что рано или поздно вы все уйдете. И все эти годы однажды покажутся мне сном. Чем-то ненастоящим. И я забуду… Или, наоборот, буду вспоминать их каждый день и знать, что так уже никогда не будет. И я понимаю, о чем ты говоришь, потому что сам не уверен, что справлюсь с этим.

Он сцепил ладони и потер их одна о другую, коснулся пальцами браслета на запястье. Обвел взглядом кухню, пытаясь зацепиться за что-то, найти здесь спасательный круг, но его не было. Но Василиса вытерла слезы, поднялась со своего стула, подошла к нему и обняла. Его якорь в этой буре.

– Если ты не хочешь, у меня нет права заставлять тебя, – закончил он. – Я вернул тебя к жизни не для того, чтобы ты чувствовала себя обязанной мне. В Круге я обещал тебе свободу. И сдержу обещание.

Она осела вниз и, всё так же обнимая, уткнулась лицом ему в колени.

– А я обещала быть тебе верной. Выходит, я свое обещание сдержать не смогу…

Они замолчали. У них было еще много времени, и они оба знали это, но отчего-то осознание неизбежности финала приводило в ужас уже сейчас.

– Давай пока попробуем просто жить, – наконец попросила Василиса. – Сейчас нужно помочь нашей дочери. А потом, когда у Златы всё наладится, мы вместе решим, что делать дальше.

Кощей кивнул, наклонился и поцеловал ее в макушку. И внезапно тишину дома прорезал звук. Музыкальная нота охнула в воздухе, задрожала и растворилась. А за ней еще одна. И еще. Они падали, как первые капли дождя падают на высушенную долгим зноем землю, по одной, неуверенно. Кто-то перебирал клавиши на пианино в гостиной, но в их семье играл только один человек. А потом ноты слились воедино и пролились мелодией. И дождь из музыки наполнил воздух и стал обещанием жизни.

– Она играет, – сам себе боясь поверить, шепнул Кощей.

– Она два года не играла, – так же шепотом ответила Василиса и робко улыбнулась.

И они снова застыли, боясь спугнуть момент. А музыка из гостиной всё лилась и лилась, возвращая в их дом надежду, заставляя верить, что всё еще может обернуться к лучшему.

И столько в ней было чувства…

* * *

Все съедобное закончилось, как всегда, неожиданно и некстати. Клим на всякий случай еще раз проверил холодильник и ящики стола на предмет чего-нибудь, что не нужно готовить, нашел завалявшуюся пачку печенья, в которой сиротливо лежала половинка крекера, съел его, недовольно смял пустую пачку, четким броском зашвырнул в ведро у двери, натянул кофту, надел кроссовки и пошел в ближайший магазин добывать себе пропитание.