О дьяволе и бродячих псах

Здесь, среди захоронений, Нину настигли мысли о страданиях Эстель. О жизни в заточении, которой тетушка так искренне никому не желала, что была готова умереть за возможность разбить это бесконечное колесо.

Сколько еще произведений не написано, сколько мелодий не сыграно. Сколько не сказано.

Она должна была увидеть эту весну. Надежду в каждом солнечном дне. Возможно, подарить надежду Нине, убитой решением возлюбленного покинуть провинцию в поисках большего.

Бесценная жертва…

По щекам текли слезы. Эмоциональная стена рухнула вдребезги, оставив Нину нагой: никаких терзаний, никаких оков. И все внутри словно встало на свои места.

Нина смотрела, как облака на горизонте соприкасались с макушками гор, и думала, что, если там, наверху, что-то и существовало, она никогда уже этого не узнает.

– Чувствуете, город задышал по-новому?

За спиной ожидал ответа мужчина в сутане. Отец Габриэль.

– Возможно, – уклончиво кивнула Нина, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

– Думаю, что Порт-Рей готов к перерождению.

Почудилось, что Габриэль знал о «Барнадетт» больше, чем старался показать, но возвращаться в прошлое, к особняку, не хотелось. Да и что толку теперь от этих знаний?

От мысленного упоминания «прошлого» в сердце засвербела еще свежая заноза.

– Что делает людей демонами? – внезапно спросила Нина, не обращаясь к кому-то конкретно.

Очевидно, расценив ее слова фигурально, Габриэль призадумался:

– Сложно сказать, может быть много причин – от простого холуйства до неистового гнева. Война, месть, клятвопреступление, обман… и даже разбитое сердце.

Эпилог Спустя три года

Сонное дыхание ночи окутало Порт-Рей. Над морем лег черный, непроглядный сумрак, и только фонари уличного света рисовали на берегу двухэтажный домик, фасадом развернувшийся к мощеной набережной, внутренней стороной – к пенным волнам и соленому ветру.

В домике царила безмятежная тишина, нарушаемая лишь шуршанием бумаг. Кабинет Нины Стелманис сплошь был заполнен тенями, – в свете одинокой настольной лампы хозяйка перебирала бухгалтерскую документацию, делая пометки в тетрадь. «Джермэйн» не был золотой жилой, но приносил удовлетворительный доход. О чем, собственно, и говорили отчеты в руках.

Заведение «Джермэйн» вернулось к работе в первоначальном виде – выдержанный в стиле Эстель интерьер, чудные запахи кофе и выпечки, скучающее лицо Марго за прилавком. В погоне за звездной карьерой «королева кофейной пенки» покинула Порт-Рей не больше, чем на год, и вернулась в родную гавань с парой рекламных роликов за плечами и разбитой мечтой. Вспомнив Марго, Нина задумалась, а какая мечта была у нее самой, когда еще было время мечтать? Она не хотела звезду на «Аллее славы», не стремилась найти лекарство от рака или совершить полет в космос. Так о чем же мечтала Нина Стелманис?

Наверное, о простом человеческом счастье. О доме, о семье.

– Спать еще не ложишься? – в дверях стоял Грейсон и улыбался. Улыбка в целом не сходила с его лица последние три года. Дела в мастерской шли в гору, счастье жить и заниматься работой по душе придавало бодрости и сил. А главное – заставило забыть о битве с внутренним зверем.

Вот только надолго ли?

– Не спится, – веселье Грея было заразительным, и Нина просияла в ответ. – Раз уж ты здесь, у меня для тебя кое-что есть.

Грейсон навис над ее рабочим столом, сгорая от любопытства.

– Прости, не удержалась и вскрыла без тебя. – Нина протянула ему конверт.

– О нет, такое не прощают, путь только один – на гильотину, – усмехнулся он, вынимая письмо от Агнес.

Тетушка посылала им письма каждый месяц. Несс путешествовала по странам Востока, черпала знания об искусстве боевых единоборств и пребывала в восторге от местной культуры. Грей пробежался глазами по строкам и хохотнул из-за непринужденно-шутливой манеры повествования давней подруги.

– Это не все.

В свете лампы засверкала глянцевая открытка с фрагментом нашумевшей постановки Люциуса Страйдера. Подписанная рукой самого мастера. Пьеса «О дьяволе и бродячих псах» со дня премьеры завоевала внимание именитых критиков, оттого была особо желанна на сценах столичных театров. Нина надеялась увидеть ее однажды не по телевизору.

– Отлично, пойдет в коллекцию, – ответил Грей, и приподнятое настроение вдруг потухло, стоило ему холодно покоситься на край рабочего стола. В банке под пробковой крышкой уединенно покоилась пуля, как своеобразный декор.

Если бы она была только декором…

В глазах Грея читалось явственное неодобрение: «Брось это, он не вернется».

– Я знаю.

Три года и смирение, что мир больше не будет прежним, способны залечить даже самые глубокие раны.

Но Грейсон не выпускал Нину из пристального внимания.

– Что? – зарделась она с легкой улыбкой на лице.

– Вспомнил, как встретил тебя впервые. Девчонка с глазами напуганной лани. А теперь удивляюсь, кем ты стала. Очень похожа на Эстель.

От лестных слов Нина смутилась еще больше и опустила взгляд. Грей потянулся и театрально зевнул:

– Пойду спать. Ты тоже долго не засиживайся.

– Так точно! – бодро отсалютовала она в ответ.