О доцентах с любовью

Выхожу из подъезда и понимаю, что не успел. Я вижу Дэна. Он стоит на том самом месте, где меня бил Егор. Он ждёт меня.

Смотрю в его глаза: в них отражается моя боль, смешиваясь с его собственной. А ещё в них раскаяние. И надежда. Чувствую, как опять подступают слёзы, а за ними волна обиды, сменяющейся злостью и ненавистью к Дэну.

Я хочу его убить! За то, что изменил, за то, что предал, за то, что растоптал моё сердце. Импульс такой сильный, адреналин в крови бурлит. Мои руки сами собой сжимаются в кулаки. Я быстро подхожу и с размаху бью Дэна в челюсть. Я вкладываю в этот удар всю свою боль, всю злость, всю ненависть.

Дэн отшатывается. Из уголка его губ по подбородку тонкой струйкой течёт кровь. Он не вытирает её. Багровые капли падают на светлую ветровку, расползаясь по ткани кляксами. Дэн не замечает этого. Он просто стоит и смотрит на меня. И я вижу в его глаз страх. Много страха. Но, конечно, Дэн боится не физической расправы с моей стороны, он боится, что это – конец.

Я быстро прохожу мимо Дэна, практически бегу до остановки. Он не догоняет меня. Знает, что это бесполезно. Знает, что я не стану его слушать.

Запрыгиваю в подошедший автобус. Я даже не посмотрел какой у него номер. Неважно! Главное, он увезёт меня от Дэна. От его слов. От ненужных, лживых оправданий.

Еду к Ленке. Повезло – у неё сегодня выходной, и она дома.

Рассказываю ей о своих планах, объясняю, что не могу оставаться у себя и прошусь пожить у неё несколько дней.

Она обнимает меня и плачет.

Во вторник утром я еду от Ленки в вуз. Обходя кафедру десятой дорогой, сразу иду в деканат. Аркадий Сергеевич на месте. Киваю его помощнице и захожу в кабинет. Декан сидит над бумагами, наморщив лоб. При виде меня он вскидывает голову, поправляет очки и смотрит вопросительно. Я протягиваю заявление, вдохновенно вру про семейные обстоятельства, про срочность, и умоляю подписать прямо сейчас.

Аркадий Сергеевич продолжает внимательно меня разглядывать. Я знаю, что ему известно про наши с Дэном отношения. Знаю, что ему не нравится подобное, но он терпит это ради Дэна. И я знаю, что он хочет, чтобы я ушёл из вуза. Но сейчас середина семестра, и декана мучают сомнения.

Аркадий Сергеевич трёт лоб, кусает губу, взвешивает все «за» и «против» и всё-таки ставит свою подпись.

Я еду в отдел кадров и отдаю заявление. Прошу, чтобы оформили побыстрее, говорю, что у меня завтра самолёт. Сотрудница отдела кадров кивает и обещает сделать всё, что от неё зависит.

Я возвращаюсь к Ленке. Они с мужем на работе, и я бесцельно слоняюсь по пустой квартире.

В среду утром я звоню с Ленкиного телефона в отдел кадров, узнаю, что всё готово.

Я даю Ленке телефон Эдика и прошу позвонить ему позже и сказать, что я уехал неизвестно куда, и чтобы они с Дэном меня не искали. Ленка обещает всё сделать. Я прощаюсь с ней, обнимаю её, и она опять плачет. Я беру рюкзак и выхожу из квартиры.

Забираю в отделе кадров трудовую книжку и еду в аэропорт.

Выхожу из такси и делаю несколько шагов в сторону огромного здания аэровокзала. Поправляю рюкзак. Он кажется мне таким лёгким, по сравнению с моей болью, которая давит меня, клонит к земле последние несколько дней. Замираю возле входа и бездумно смотрю на неприветливую громаду из стекла и металла.

Со всех сторон люди. Спешат, торопятся попасть внутрь. А у меня такое чувство, словно я уже приехал. Словно мой путь окончен. Жизнь будто бы разделилась на две части: на такое нужное и важное «было», и такое унылое и мрачное «будет». Моя боль шевелится, копошится во мне.

И не вернуться назад. И не вынуть из головы. И не забыть. И не простить.

Встряхиваюсь и тоже захожу внутрь.

Аэропорт гудит как растревоженный улей. Толпа глотает меня. Я барахтаюсь в ней, пытаясь взять курс на кассы. По моей ноге проезжает чей-то тяжёлый чемодан. Его хозяйка – крупная женщина с лошадиным лицом – останавливается и смотрит на меня виновато:

– Oh, I`m sorry…

– That’s OK, – бормочу я и отворачиваюсь.

Отдавленная нога и испачканный кроссовок кажутся такими неважными…

Добираюсь до касс и покупаю билет на ближайший рейс до N-ска.

В ожидании регистрации слоняюсь по аэропорту и вспоминаю, как здесь же, несколько месяцев назад, мы провожали в N-ск Маринку с её мужем. Она улетала со своим любимым в их рай в шалаше, я же лечу в свой персональный ад.

Совсем рядом со мной разражается громким плачем какой-то младенец. Звук режет, царапает по истрёпанным нервам. Морщусь и отхожу в сторону, подальше.

Открывается регистрация. Снова ныряю в толпу и нахожу нужные стойки. Очередь, словно сытая ленивая змея, замерла и не желает шевелиться. Девушка передо мной отбивает нетерпеливую дробь каблуком по своему чемодану. Мужчина перед ней обмахивается папкой с документами и кидает недовольный взгляд на часы. Я же абсолютно спокоен. Мы с моей болью стоим, объятые апатией, и никуда не торопимся. Нам больше некуда успевать.

Регистрируюсь и жду, когда объявят посадку.