О дружбе. Эволюция, биология и суперсила главных в жизни связей

Статья тем не менее привлекла внимание многих. Она попала в газетные и журнальные заголовки по всей стране и вызвала большой интерес. И почему бы ей было его не вызвать? Весть о том, что общение с добрыми друзьями и любящими родственниками так же важно для здоровой жизни и долголетия, как отказ от курения, была для службы здравоохранения чем-то вроде скачки Пола Ревира[130], и Хауз отлично это понимал. «Это была блестящая догадка Джима», – говорит Амберсон, ныне работающая социологом в Техасском университете в Остине. У Хауза вспыхивают глаза, когда он вспоминает об этом: «Наша статья придала драматической интриги всему этому делу».

Оглядываясь назад, Хауз признает свое заявление очень смелым, но полагает, что весомость ранних данных вполне оправдывала эту дерзость. И он оказался прав. Выполненный психологом Джулианной Холт-Лунстад в 2010 году метаанализ, в котором были объединены данные не шести, а 148 исследований с более подробными данными о 308 тысячах человек, показал пятидесятипроцентное снижение показателя смертности среди людей, обладающих более тесными и устойчивыми социальными отношениями[131].

«После подтверждения факта все это кажется самоочевидным и интуитивно ясным, – заявляет Хауз. – И почему, черт возьми, мы не поняли этого раньше, да что говорить, даже не думали об этом?»

Одним из многих специалистов, которых статья Хауза вдохновила на обдумывание результатов, был социальный психолог Джон Качоппо. В то время Качоппо занимался коммуникацией и методами убеждения, изучая, как люди формируют и меняют свое отношение ко всему на свете, от одноразовых бритв до здравоохранения. Когда в 1989 году Качоппо был приглашен на должность профессора в Университет штата Огайо, он уже интересовался проблемами психофизиологии, а именно использованием физиологических параметров как возможных индикаторов состояния психики.

В 1890 году Уильям Джеймс предположил, что чувства каким-то образом связаны с физиологией. «Даже тень эмоции, какой бы слабой она ни была, не может иметь места без отголоска в теле, отголоска уникального, если взять его во всей его тотальности, отголоска такого же отчетливого, как и в душевном настроении»[132]. Однако главная проблема заключалась в том, как адекватно и надежно измерить и интерпретировать столь тонкие изменения. В течение десятилетий эта идея порождала противоречивые выводы и несбыточные надежды[133].

За сто лет ситуация изменилась весьма незначительно. Но Качоппо был неустрашим. Жаждущий научного познания с религиозным экстазом, он обожал вызовы. Качоппо выкрасил стену своей комнаты в общежитии в черный цвет, чтобы можно было мелом записывать на ней идеи, а потом всю ночь их обсуждать со своим однокашником. «Работать с Джоном было словно летать на пушечных ядрах», – говорит один из его коллег[134].

Качоппо был убежден, что ученые обязаны объединить работу с телом и работу с психикой, и его интерес к этим вопросам был созвучен идеям начавшейся научной революции. Нейробиология преобразилась в 1990-е, так называемое десятилетие головного мозга; рывок был обусловлен появлением новых мощных технологий. Магнитно-резонансная томография, позитронно-эмиссионная томография и другие методы визуализации позволили заглянуть внутрь черепа живых людей и животных и попытаться связать функциональную активность мозга с его анатомической структурой. Но Качоппо считал, что этого недостаточно. Он призывал к исследованию на многих уровнях – от мозговых извилин до структуры общества. «Мозг существует не сам по себе, но как фундаментальный компонент человека, который развивается и стареет, а сами люди являются простыми актерами в театре жизни», – писали он и его коллега Гэри Бернтсон в 1992 году. «Невозможно отрицать, что этот театр жизни социален по своей природе еще с тех пор, как дитя находится в утробе, с детско-материнской привязанности и чувственного опыта раннего детства и вплоть до глубокой старости, одинокой или же скрашенной социальной поддержкой, заботами семьи и общества». Качоппо и Бернтсон полагали, что эти проблемы требовали нового подхода и даже создания новой отрасли – «социальной нейробиологии»[135].

Как социальные психологи, так и нейрофизиологи поначалу противились самой идее социальной нейробиологии на том основании, что специалисты этих двух сфер едва ли могут что-нибудь сказать друг другу; это сопротивление помогает объяснить, почему никто не видел связи между социальными отношениями и телесным здоровьем. Тем не менее социальный психолог Качоппо и нейрофизиолог Бернтсон стали работать вместе (их сотрудничество продолжалось до кончины Качоппо в возрасте 66 лет в начале 2018 года).