О, этот вьюноша летучий!

– …он говорил о тебе в последние часы, он просил увезти тебя из России. Я готов проводить тебя куда-нибудь к Средиземному морю, – произнося это, Николай старался не смотреть на Надю.

«Боже мой, что случилось? Она совершенно мне безразлична», – думал он.

– Никуда я не уеду! – вдруг выкрикнула ему в лицо Надя. Она вскочила, внимательно осмотрела предметы на письменном столе, метнула взгляд на страдальческое лицо «Кандида», потом осмотрела орнамент ковра, пошла вдоль стены, разглядывая узор обоев, и, наконец, выпрямилась, гордо, почти надменно обратилась к Красину: – Может быть, уехать куда-нибудь на Таити, Леонид Борисович?

– Вы хозяйка себе, – медленно ответил Красин, – и должны сами решить, есть ли у вас силы остаться…

– Я все уже решила, – голос ее дрогнул. – На мне пуды грязи, Средиземным морем ее не смыть!

Красин молчал. Лицо его словно окаменело.

За табльдотом в скромном стокгольмском ресторане обедали делегаты IV «объединительного» съезда РСДРП. За столом сидели Ленин, Красин, Луначарский, здесь же можно было увидеть величественного Плеханова, насупленного пофыркивающего Дана, нависшие брови и усы Жакова, нервный взгляд Мартова. Ленин и Красин уже заканчивали обед, когда до них долетел намеренно громкий шепот Дана:

– Клянусь, товарищи, большевизм скоро вымрет…

Ленин и Красин переглянулись с усмешкой, Луначарский громко засмеялся.

Уже в дверях Ленин, взяв Красина под руку, проговорил:

– Объединение будет формальным. Съезд меньшевистский, они уже обо всем договорились. Вы видите?

В это время к Красину подошел вальяжного вида человек в пенсне.

– Винтер, поздравляю! – улыбался он. – Газеты пишут о крупной экспроприации где-то возле Тифлиса. Это ваши люди действуют?

Красин удивленно округлил глаза.

– Помилуйте, я не имею никакого отношения к эксам. В России этим, кажется, занимается «Никитич».

– Вы не доверяете этому берлинцу? – быстро спросил Ленин.

– Да нет, Владимир Ильич, но, знаете ли, береженого Бог бережет…

На квартире нового министра-председателя Горемыкина происходило наисекретнейшее совещание, в котором участвовали, кроме самого председателя, директор Департамента полиции Рачковский, военный министр Редигер, морской министр Бирюлев, министр внутренних дел Столыпин, а также за отдельным столом – консультанты: полковники Укучуев и Ехно-Егерн, блестящий парижский атташе Кузьмин-Караваев. Докладывал, бессильно шелестя бумажками, адмирал. Все участники совещания, за исключением Ехно-Егерна, рассматривали снимки женщин-боксеров г-жи Гаррэ. Адмирал, закончив доклад, тоже вытащил пачку карточек.

– Какую же из партий, господа советники, вы полагаете самой опасной для сил порядка? – спросил Горемыкин консультантов.

Кузьмин-Караваев, увлеченный снимками, даже не обратил внимания на вопрос, Ехно-Егерн задумался, а Укучуев сразу выпалил:

– Партию мерзостную эс-эр, гибельно преследующую лучших сынов Отечества. За один лишь месяц март совершено, Васесококрехство, одиннадцать покушений на высоких чинов администрации и войска. Картина сия ужасна есть быть! Душевнобольные преступники-самоубийцы судят судей своих!

Тихо встал с бумагами Ехно-Егерн.

– Я полагаю наиболее опасной для Империи Социал-демократическую рабочую партию, особенно ее левую фракцию «большевиков». Именно они готовят бесповоротное разрушение строя. Относительно сегодняшнего предмета, то есть вопроса о водворении оружия на территорию Империи. Существует большевистская боевая техническая группа во главе с неким «Никитичем». До сих пор нам не удавалось напасть на след этой таинственной фигуры, ибо проникновение агентуры в ряды большевиков почти невозможно. Однако в самое последнее время мы получили из-за границы некоторые предположения…

Ехно-Егерн поймал на себе заинтересованный взгляд Столыпина и засиял, залучился, однако, к великому его огорчению, министр-председатель встал с внезапно искривившимся лицом и заявил:

– Совещание окончено, господа. Все свободны!

ВЕСНА 06

и солнышко играет на кирасах на сабле командира караула на пиках лейб-казачьего а эти как эллины прекрасные в рейтузах и железы массивные как гроздья под касками защитники части Порядка Престола верные охранники и слуги и офицеры ловкие канальи и барабанщики вот наша молодежь орла двуглавого могучее подспорье

чего же не хватает этим лишним на красоту дерзающим такую поднять ручонки чахлою чахоткой ползущим по дорогам Государства ужель частицей красоты великой могущества не хочется им быть

«Эти лишние» шастали вокруг Патриарших прудов – одна рука в брюках, в другой узелок, на который и посмотреть-то страшно.

Ферапонтыч в капитанском мундире с вещей птицей на плече тихо сидел у воды, кормил пернатых, вздыхая, читал письмо благоверной:

«Шер ами! Путя наши разошлись и авось не пересекутся. Прощай и прости, пойми и не ревнуй. Твоя Серафима Уева, в девичестве Прыскина-Экосез…»

Сиамская птица шептала на ухо:

– Сиди, сиди, капитан, быть тебе полковником…

У Красина сидел визитер, сухопарый господин в английском костюме, промышленник новой формации.