О гномах и сиротке Марысе

Она отмахнулась от пчёл, жужжавших над ней, сорвала верхушку стебля с мелкими цветочками и, шепча что-то, двинулась дальше. Но вот опять наклонилась:

— Ох, полынь трава, больно ты горька, да сила твоя велика. Без горечи не проживёшь свой век, пей да терпи, хворый человек! Ступай в лукошко!

Полынь и царские свечи вывели её из лесу в овражек, на край луга, который докашивали косари.

Там возле дикой груши рос шиповник. Старушка направилась к нему, бормоча:

— Ой, шиповник, шиповник, положу тебя под порогом — не войти в дом тревогам! Ступай в лукошко!

Постояла минутку, поглядела и уже собралась идти дальше, да зацепила палкой торчащий из земли корешок. Глаза у неё загорелись, лицо просияло, она нагнулась и стала поспешно выкапывать корень, приговаривая шёпотом:

— В котёл чёрный кинь корень-покры́нь с человечьим лицом да вари тайком, чтобы кость срослась целиком!

Тянет старушка корешок, а земля не пускает.

Вдруг послышался крик.

— Что такое? — шепчет старушка. — Никак, Адамова голова кричит, из земли вылезать не хочет?

Отпустила корешок, прислушалась: голоса словно бы человечьи… Заспешила старушка, ковыляет, на посошок опирается, запыхалась. А голоса всё слышнее. Наконец вышла на берег ручья и видит: гномы толпой обступили лежащую без чувств лягушку. Руки заламывают, плачут, голосят:

— Музыкант! Наш музыкант умер!

Старушка не удивилась, не испугалась. Чего ж тут дивиться: она весь свой век небось с разными дивами да чудесами зналась. И с гномами тоже не один раз встречалась. Эка невидаль!..

Она заморгала голубыми глазками, подошла ближе и прошамкала:

— Что тут у вас приключилось?

А гномы в ответ:

— Ах, наш музыкант лопнул! Спасите, бабушка, нашего музыканта!

Покачала старушка головой, подняла одну лягушачью лапку, отпустила, подняла другую — мёртвый. Даже ухо своё старое к грудке приложила, слушает.

Послушала, послушала — и улыбнулась… Жизнь ещё теплилась в бедняге. Подняла голову старушка и говорит:

— За тремя горами, за тремя морями стоит избушка на курьих ножках — нет к ней дорожки; ну-ка, слетай одним духом, принеси иголку с золочёным ухом да шёлку катушку — спасём квакушку!

Кинулся Петрушка со всех ног к Петровой хате и просит ласточку:

Ласточка-летунья,
Быстрая пичужка,
Посади на спинку
Гномика Петрушку!..

Мчи на крыльях скорых

За моря, за горы.
Там стоит избушка,
Где живёт старушка!

Должен я, Петрушка,

Слетать одним духом,
Принести иголку
С золочёным ухом,

Да ещё и шёлку

Целую катушку,
Чтоб спасти лягушку!

Защебетала ласточка, согласилась.

Вскочил на неё Петрушка — фьюить! Только его и видели! Будто ветром сдуло.

А старушка наложила крест-накрест веток, развела костёр, сварила зелье и намазала им лягушку. Помогают ей гномы кто как может: один хворост тащит, другой огонь мешком раздувает, третий горшочек с зельем держит. Сам король Светлячок Вродебарину голову поддерживает и всякий раз, как взглянет на него, жемчужные слёзы роняет.

Не прошло и минуты — над долиной мелькнула тень: это быстрокрылая ласточка вернулась.

Соскочил с неё Петрушка проворно, поблагодарил и подал старушке иголку и катушку шёлка.

Старушка достала очки, на нос нацепила, продела шелковинку в иголку и принялась зашивать несчастную лягушку. Обступили её гномы, шеи повытянули, на цыпочки встают, через головы заглядывают. А старушка сшила лопнувшую кожу, сунула под нос Вродебарину стебель дягиля и дунула три раза.

Лягушка как чихнёт! Будто из пушки выпалили!

Гномы с перепугу врассыпную бросились. А Вродебарин приоткрыл один глаз — опять закрыл, приоткрыл другой. Приподнялся, сел, глазами ноты ищет. Схватил, рот разинул — вот-вот запоёт.

Но из раскрытого рта не вылетело ни звука. Разинул ещё шире — ничего. Только тихий, чуть слышный писк.

О несчастный Вродебарин! Никогда тебе не сравняться с великим музыкантом Сарабандой!

У царицы Татр

I

Три дня и три ночи шла Марыся к царице Татр.

В первый день шла она лугами, полями. Необозримое море трав, хлебов, благоухающих цветов расстилалось перед нею, радуя взор. Целый день вокруг шумели колосья, шелестели травы, шептали цветы:

«Сиротка Марыся… Сиротка Марыся…»

И рожь расступалась перед ней, словно ветер раздвигал её своими огромными крылами. Марыся входила в этот серебристый лес колосьев, и юбчонка её мелькала в нём, как василёк. Шла, протягивая руки, и шептала:

— Веди меня, полюшко, веди к царице Татр!

И поле вело.

Борозды, орошённые жемчужной росой, протягивались перед ней, затканные душистыми цветами межи звали вперёд, мягкие, устланные незабудками тропки манили вдаль, жаворонок, трепеща серыми крылышками, пел:

«Туда, сиротка Марыся!»