О гномах и сиротке Марысе

Чудило-Мудрило не раз задумывался, где это пропадает его хозяйка по ночам, однако, будучи гостем, из деликатности не спрашивал.

Но однажды лиса сама заговорила с ним об этом:

– Перед вами, сударь, несчастнейшее из четвероногих, когда-либо живших на земле. Моя матушка была лунатиком, и я унаследовала от нее этот недуг. Сколько денег я ухлопала на разных докторов, коновалов, знахарей! Сколько порошков, микстур, бальзамов, пилюль проглотила! Половину состояния на это истратила! Достаточно сказать, что я целых три зимы отапливала квартиру одними рецептами, и, хотя морозы стояли лютые, у меня было жарко, как в бане. И что же вы думаете? Все впустую!

Только месяц взойдет – хоть узенький серпик, – меня так и тянет из дому побродить по крышам. Я даже за хвост себя привязывать пробовала – вон, видите, к тому колышку посреди норы, – но и это не помогло. Как потянуло меня, как я рванулась – на веревке только клочок шерсти остался, а я очутилась за порогом. Самая краса, самая кисточка пропала! Смотрите, до сих пор изъян виден. Распускают, правда, сплетни, будто кончик хвоста оторвали мне собаки кузнеца, но это бессовестная ложь и клевета! Я так привыкла бродить при луне, что это стало моей второй натурой, и теперь – светит луна или нет, – как только начнет смеркаться, не могу усидеть в норе. Даже наоборот, чем темней, тем неудержимей тянет меня в деревню.

На улице темень, хоть глаз выколи, а я, несчастное животное, брожу как тень возле хлевов и курятников.

Только кудахтанье да кукареканье, а особенно гусиное гоготанье успокаивают немного мои нервы. Что поделаешь, надо терпеть! И, тяжело вздохнув, отчего усы у нее встопорщились, лиса отправилась на боковую и сладко захрапела, облизываясь во сне от уха до уха своим длинным языком…

Но сегодня Чудило-Мудрило был встревожен. Минуло утро, минул полдень, а Сладкоежки все не было.

Выглянул ученый летописец из норы – нигде ни звука. Только над головой тихо шумел бор и сосны таинственно переговаривались, качая верхушками. Ниже, по дубам и букам, с ветки на ветку прыгали белки, а еще ниже шептались папоротники, мхи и красная брусника. Тишина. Стало вечереть, взошла луна, а лисы все нет и нет. Не на шутку обеспокоенный, Чудило-Мудрило стянул плащ ремешком, надел колпак и решил отправиться на розыски пропавшей Сладкоежки. Не подозревая о разбойничьих проделках лисы, простодушный гном привязался к ней и считал ее безупречно честным животным.

Только он набил трубочку, собираясь закурить на дорогу, как со стороны узкого хода послышались тяжелые осторожные шаги. Кто-то шел из деревни в больших подкованных сапогах.

Чудило-Мудрило удивился и, прислушиваясь, застыл на месте с трубкой во рту, с огнивом в одной руке и трутом – в другой. Шаги все приближались. Вот они уже у, самого входа в нору. Чудило-Мудрило отскочил в сторону и, приложив ухо к стенке, ясно услышал бас кузнеца, которого он недавно видел в дверях кузницы. – Погоди, злодейка! – басил кузнец. – От баб ты ушла, а от меня не уйдешь!…

Наступила тишина. Сердце у гнома отчаянно колотилось, но он стоял, приложив ухо к стене, и ждал, что будет.

Вдруг у него нестерпимо зачесалось в носу и он громко чихнул три раза подряд.

– Ага! Проняло! Уже зафыркала! – загудел кузнец. – Погоди, то ли еще будет! Чего-чего, а этого добра я для тебя не пожалею!

И вслед за тем огромный клуб едкого дыма ворвался в нору и ударил гному прямо в нос. Летописец закашлялся и отпрянул назад. А дым все валил клубами – в норе не продохнуть. От едкого дыма у Чудилы-Мудрилы из глаз потекли слезы. А кузнец все приговаривал:

– Вот тебе за моих кур! За петухов! За индюшек! Получай! И с каждым словом новый клуб дыма влетал в узкое отверстие, стелясь синей пеленой. В норе стало совсем темно.

Угоревший Чудило-Мудрило метался, ощупью ища другой выход – в лес, но голова у него кружилась, в глазах потемнело, и он беспомощно тыкался из угла в угол.

Холодный пот выступил у него на лбу, сердце колотилось все сильней, нора завертелась перед глазами, а дым все прибывал. Бедный летописец уже думал, что пришел его последний час, как вдруг нащупал руками отверстие и чуть живой выскочил в лес. Пробежав несколько шагов, он без чувств упал в папоротник.

Было тихое утро, когда гном очнулся от глубокого обморока. В воздухе пахло гарью, но утренний ветерок относил ее в сторону. Чудило-Мудрило сел, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Однако сознание с трудом возвращалось к нему. Голова была как свинцом налита и клонилась то вправо, то влево.