О языке, достойном человека: учебное пособие

Мы занимались тогда подсчетом однозначных, двузначных, трехзначных... (и далее до 15 значений!) слов в историческом прошлом языка и в современном русском языке (на ограниченных соответствующих участках словарей), в результате чего было обнаружено, что процент, доля однозначных, двузначных, трехзначных и т.д. слов есть величина, близкая к константе.

Представим в урезанном виде полученные данные.

Таблица 2

Таблица 3

Дважды проведенные подсчеты продемонстрировали, что для нормального развития языка в его арсенале до 70% слов должны быть однозначными, потому и необходим поток заимствований, являющихся первое время, как правило, однозначными, моносемичными. Заимствование – живая жизнь языка, но и любому говорящему абсурдно ограничивать свой лексикон, запрещая себе использование иноязычной партитуры.

Иностранные слова, помимо «обозначенческих» задач (новые предметы провозят через кордоны соответственно и новые слова!), обладают тремя преимуществами.

Первый выигрыш в том, что иноязычные слова не отягощены ассоциациями, поэтому при всей своей трудности и подчас «невыговариваемости» это... легкие слова. Сравним. С одной стороны, прегнантность образа, т.е. его яркость, насыщенность, «беременность» смыслами. Прегнантность, может быть, для восприятия на первых порах словечко трудноватое, но при этом – парадокс! – легкое, еще не перегруженное устоявшимися восприятиями. С другой стороны, возьмем такое русское слово, как перестройка, которое тянет за собой тяжелый эшелон неоднозначных ассоциаций и коннотаций (созначений).

Второй выигрыш при владении иностранным словом в том, что иностранное слово – ценное сырье для создания, возделывания новых метафор. Например: «супермаркет новых идей». Мы специально привели не самую яркую метафору, чтобы показать не степень эффекта, а направление поиска эффекта на вечно новом языкотворческом пути.

Дело все в том, что метафоры – продукт скоропортящийся, ими надолго не запасешься. Хотя существует когорта древнейших метафор (свет, сокол, пес), но вместе с тем и художественный текст, и газета, и спонтанная речь – это не утихающее, не останавливающееся производство новых переносных смыслов, в том числе на базе иноязычного материала. Иногда даже одной-единственной зарубежной метафорой не ограничиваются, как, например, в следующем отрывке, где страх перед крысами усилен «страхом» перед целой триадой заимствованных слов – характеристик. «О крысах рассказывают много страшного, причем это большей частью правда. Крысы – сталкеры мира четвероногих, диггеры, дайверы поневоле. Суровая жизнь на задворках цивилизации, среди ужасающих и опасных отбросов человеческого бытия, сделала их прагматиками, лишенными предрассудков» (А. Шмелева).

Поиски нового метафорического сырья зарубежной выработки свойственны и другим языкам, причем поиск захватывает даже имена собственные. Так, массовую культуру во Франции называют «Макдональдс мысли».

Третий тип выигрыша, который дает знание иноязычных слов, в том, что иноязычное слово открывает возможность употребления его в статусной функции. При выступлении с трибуны бывают ситуации, когда необходимо незаметно проявить свою эрудицию, образованность, осведомленность.

Поясним сказанное. Пришельцы из других языков становятся во всем виноватыми стрелочниками, если текст выступления или публикации неудачен сам по себе, но в хорошем тексте иностранное слово слушающими проглатывается с аппетитом, оно придает речи остроту изысканной кулинарной приправы.

Приведем примеры расширения лексикона за счет использования иностранных слов.

1. Человек становится точкой, пикселем, пренебрежимо малой величиной. Над каждым словно висит марево его проблем, в которые он упрятан, как в капсулу. (Ф. Ермошин). 2. На сегодняшний день этот конфликт [между городом и монастырем] купирован; усилиями многих достойных людей он переведен в некое конструктивное русло; по крайней мере обе стороны освоили мирную риторику разговора. (А. Балдин. Город Кремлев // Октябрь. 2008. № 5).