Для ста восьмидесяти мужчин и женщин, оказавшихся в ловушке Камала Ирката, единственной надеждой на спасение было укрыться за толстыми стенами заброшенного арабского дома, который дал название этому страшному месту. Грузовики, которые ещё могли двигаться, приблизились к Неби-Даниэлю и кольцом окружили его, точно фургоны пионеров американского Запада, собирающихся отразить нападение индейцев. Ворота были выбиты. Люди ринулись внутрь, забаррикадировали окна и двери и установили на крыше четыре пулемёта. Броневики, которые ещё были на ходу, сновали вдоль дороги от одного грузовика к другому, подбирали людей и свозили их в осаждённый двор Неби-Даниэля. До людей, оставшихся внутри бульдозера, никому добраться не удалось. Всё утро они отражали непрекращающиеся атаки арабов, и среди них были раненые.
Через шесть часов кончились боеприпасы, усталые и ко всему безразличные, люди лежали на полу кабины. Перед заходом солнца в машину попали две бутылки с горючей смесью. Тогда Зерубавель Горовиц, командир экипажа, спокойно сказал своим людям, что они вольны выбирать себе путь к спасению, кто как сумеет. Он остаётся с ранеными. По одному бойцы стали выбираться из машины. Последнее, что увидел Яаков Айзи, выскакивая из кабины, был Горовиц, «стоящий среди раненых, точно капитан тонущего корабля, отказавшийся покинуть беспомощных пассажиров». Через несколько секунд пылающая машина взорвалась.
Положение осаждённого дома становилось всё отчаяннее.
Шалтиэль связался с Тель-Авивом и попросил прислать на помощь авиацию Ҳаганы, чтобы «разбомбить» арабские позиции.
Авиаслужба Ҳаганы сделала всё, что могла: из окон своих «кукурузников» Узи Наркис и Амос Хорев сбросили несколько обрезков труб, начинённых динамитом и снабжённых особым механизмом, которые, как они надеялись, взорвутся при ударе о землю.
Слухи о несчастье быстро облетели весь еврейский Иерусалим.
У многих среди осаждённых были родные или друзья. В квартале Бейт-Хакерем каменщик Беньямин Голани возился с самодельным приёмником, стараясь поймать голос сына, радиста Ҳаганы, находившегося в осаждённом Еврейском квартале Старого города. Голос, который он услышал в эфире, не принадлежал его сыну, однако он был знаком Беньямину: говорил его зять Моше, которому накануне он одолжил свой превосходный парабеллум. Из слов зятя Голани узнал, что еврейская колонна попала в засаду менее чем в 15 километрах от дома каменщика.
Иерусалимский гарнизон Ҳаганы послал в Кфар-Эцион практически все свои мобильные силы. В городе почти не осталось резерва, способного прорваться к осаждённым. У Шалтиэля был теперь только один шанс спасти жизнь ста восьмидесяти человек и драгоценные машины: обратиться за помощью к англичанам.
Британское командование отнеслось к просьбе Шалтиэля без энтузиазма. Комиссар округа Джеймс Поллок уже имел случаи убедиться в том, что палестинская полиция не склонна вызволять евреев из беды. Группа полицейских не подчинилась, когда Поллок приказал им «изучить ситуацию».
— Ҳагана послала автоколонну в Кфар-Эцион вопреки советам англичан, — заявили они, — пусть она сама расхлёбывает эту кашу и отвечает за последствия своей кровожадности.
Рабби Исаак Герцог, уроженец Дублина, главный раввин Палестины, нарушил святость субботы, поднял телефонную трубку и лично позвонил сэру Алану Каннингхему, Верховному комиссару Палестины. Сын главного раввина Вивиан Герцог, бывший офицер британской армии, носился из одного кабинета в другой, умоляя своих бывших товарищей по оружию спасти сто восемьдесят мужчин и женщин в Неби-Даниэле от резни.
Главнокомандующий британскими вооружёнными силами в Палестине сэр Гордон Макмиллан и его заместитель бригадный генерал Джонс были в это время в Афинах на какой-то конференции. Полковник Джордж У. Харпер, командир Саффолкского полка, который и раньше не раз оказывал услуги Ҳагане, взял подразделение солдат и попытался в сумерках пробиться к Неби-Даниэлю, но наткнулся на арабские мины и двигаться дальше не рискнул.
Осаждённые были брошены на произвол судьбы. Положение становилось всё тяжелее. Потери росли, медикаменты кончились. Евреи отразили попытку арабов взорвать дом, и тем пришлось отступить за линию еврейских бронемашин. Арабы ждали утра для решительной атаки.
Ранним ясным весенним утром над крышами Иерусалима раздались радостные звуки, заглушившие на мгновение отголоски перестрелки на холмах Иудеи. По вековой традиции колокола иерусалимских церквей вновь возвестили о чуде: о том, как Иисус восстал из гроба в саду Иосифа Аримафейского.
Контраст между обетом Иисусовой жертвы и жестокой реальностью ничуть не повлиял на ход торжественной литургии.
Предшествуемый дьяконом, который нёс массивный серебряный крест, греческо-латинский патриарх вёл традиционное шествие прелатов и знати по сумрачным переходам церкви Гроба Господня к выложенной мрамором часовне с могилой Иисуса.