Прямой и торжественный, полный сознания того, что он участвует в этой церемонии в последний раз, шествовал окружной комиссар Джеймс Поллок во главе дипломатического корпуса. В его кармане лежала телеграмма: ещё один призыв к ООН послать в город международные полицейские силы. Её вручили Поллоку главы христианских общин Иерусалима — армянской, коптской, греческой и римско-католической.
«Впервые в истории. — подумал Поллок не без сарказма, — они о чем-то договорились».
Процессия остановилась перед могилой. Патриарх склонился над ней и торжественно провозгласил: «Христос воскрес!» — «Воистину воскрес!» — отозвались голоса в процессии.
«Аллилуйя, мир на земле и во человецех благоволение!» Ещё одно пасхальное воскресенье пришло в Иерусалим.
Но у врат Иерусалима мира не было. Радиодонесения, прибывавшие в город из дома у Неби-Даниэля, становились всё тревожнее и реже: батареи передатчика иссякали. Измученные голодом, жарой и бессонницей, защитники дома перебегали от одной огневой точки к другой, перешагивая через убитых и раненых. Ярость арабских атак усиливалась. Арабы тоже сутки ничего не ели и страдали от жажды. Но они были уверены в победе. В 10 часов утра сотни атакующих под прикрытием дымовой завесы вновь начали продвигаться к дому. В это же время печальное известие достигло осаждённых: второе британское подразделение, шедшее на выручку, остановилось.
На этот раз полковник Харпер решил договориться с арабами о капитуляции осаждённых. Дело могло обойтись весьма дорого.
Связавшись по радио с муфтием в Каире, Иркат потребовал, чтобы все находившиеся в доме были переданы ему в качестве военнопленных. Англичане отказались. В конце концов англичане и арабы пришли к соглашению, которое пришлось принять и Еврейскому агентству. Чтобы спасти людей, Шалтиэль должен был отдать арабам все драгоценные машины и всё оружие, остававшееся у осаждённых.
Полковник Харпер приказал колонне бронетранспортёров и грузовиков, возглавляемой броневиком, начать продвижение.
Позади шли санитарные машины Красного Креста.
Перестрелка у Неби-Даниэль продолжалась. Когда британская колонна прошла поворот, Жак де Ренье, представитель Красного Креста, увидел «маленький дом, стоявший в одиночестве посреди ада». На дороге к дому — «обломки разбитых почерневших автомашин и обгоревшие трупы с отрезанными головами и половыми органами».
Конец наступил быстро. Харпер разъяснил командиру Ҳаганы условия капитуляции и дал ему три минуты на подготовку отряда к сдаче. Арабы уже начали спускаться с холма, чтобы не упустить зрелища. Кто-то в осаждённом доме разбил радиоаппарат и выбросил в колодец затворы от пулемётов.
Затем первый из осаждённых, жмурясь от яркого солнца, весь покрытый грязью и копотью, вышел из дома. За ним быстро последовали остальные, бросая оружие к ногам Харпера. Арабы с шумным одобрением смотрели на растущую груду трофеев.
Когда последний из 13 убитых и 40 раненых был вынесен из дома, Харпер повернулся к Иркату.
— Это всё ваше, — сказал он.
Меньше чем через час машины с уцелевшими бойцами достигли Иерусалима. Увидев взволнованные лица встречавших, которые столпились у южного въезда в город, люди в первом грузовике запели. Песню подхватили, и звуки её эхом отдались по всему городу. Вернувшись после тяжёлого поражения, бойцы Ҳаганы приветствовали испуганных жителей Иерусалима еврейским гимном «Ҳа-Тиква» — песней надежды.
Поздним вечером усталый юноша вошёл в дом Беньямина Голани.
Это был его зять Моше, которому 36 часов тому назад Голани дал свой призовой парабеллум. «Оружие пропало, — сказал Моше с грустью, но арабам не удастся использовать его против Кфар-Эциона». Моше достал из кармана металлический предмет и торжественно вручил его тестю. Это был затвор парабеллума.
Перед Давидом Бен-Гурионом сидели Игаэль Ядин, приказавший провести Кфар-Эционскую операцию, и Михаэль Шахам, командовавший ею. В эти последние дни марта 1948 года лидерам ещё не родившегося еврейского государства было отчего впасть в отчаяние. Арабы выигрывали битву за дороги.
Северу Палестины угрожала Освободительная армия Фаузи эль Каукджи. Абдул Кадер Хусейни умело руководил арабской партизанской войной и был близок к осуществлению своей угрозы — задушить Иерусалим. Через Баб-эль-Вад больше не могла прорваться ни одна машина; было сделано уже три неудачных попытки: одна небольшая колонна была полностью уничтожена, две другие — покрупнее — вынуждены были повернуть назад. Шестая часть ишува была отрезана от своих соотечественников и стояла перед угрозой голодной смерти.
Давид Бен-Гурион считал, что Иерусалим — это ключ к победе.
Поражение в Неби-Даниэле и успешное блокирование Абдулом Кадером Иерусалимской дороги поставило город в столь тяжёлое положение, что требовались срочные меры для его спасения.
— Верховный комиссар Палестины, — сказал Бен-Гурион сидевшим перед ним Ядину и Шахаму, — дал нам торжественное обещание не допустить блокады Иерусалима. Он не смог сдержать своего слова. Теперь на нас лежит обязанность восстановить сообщение с Иерусалимом.