О, юность моя!

— Ну, вот видишь. Я очень рад.

Пришла Муся Волкова.

— О! И Володя здесь?

Елисей попросил их подождать на конюшне и убежал в борцовскую раздевалку. Володя и Муся бродили вдоль лошадиных стойл и любовались самым красивым зверем на свете — конем. Особенно понравился им вороной жеребец «Бова Королевич».

— Он так блестит,— сказала Муся,— что, глядясь в него, можно поправить прическу.

Вскоре Елисей вышел к своим гостям, совершенно сияя от сознания, что у него триста керенок. Они вышли на улицу и направились в кафе «Чашка чая».

За столиком Шокарев светски ухаживал за Мусей, но Леська держался безразлично.

— Леся! — обратилась Муся к Бредихину.— Ты борешься в трусиках, и это выглядит не очень солидно. Все борцы как будто одеты, а ты словно голый. Тебе надо приобрести глухое трико.

— Спасибо. Подумаю.

— Только не черное,— сказал Шокарев.— Черное делает человека тоньше, а борец должен выглядеть как можно более мощным.

— Да, да. Володя прав. Купи себе знаешь какое?

— Красное?

— Белое. Только белое. Это так благородно.

— Все белое благородно?

— Ну, не все, конечно,— засмеялась Муся.

Чтобы переменить эту опасную тему, Шокарев заказал шампанское. Он поднял свой фужер и мягко сказал:

— Гляжу я на вас, ребята, и думаю: какие мы все-таки уже взрослые. Сидим в чужом городе, пьем вино в двенадцатом часу ночи, и никто не загоняет спать. За что пьем?

— За будущее! — сказал Елисей.

— Отлично.

— Хотя у каждого из нас свое будущее, но присоединяюсь,— сказала Муся и пригубила из фужера.— Но раз уж мы заговорили о будущем… Какие у вас идеалы? В чем смысл вашей жизни? Думали вы об этом? Ну, Лесю я понимаю: он сын рыбака и мечтает, конечно, о том, чтобы на свете не было — как это формулируется у большевиков? — «эксплуатации человека человеком».

— Нет, мне этого мало.

— А что же еще?

— Я мечтаю о том времени, когда управлять людьми будут умы, а не посты.

— А разве это возможно?

— Не знаю. Но это моя мечта, и я в нее верю.

— А ты, Володя, о чем мечтаешь?

— А я мечтаю о том времени, когда Леська окончит юридический факультет и пойдет ко мне в управляющие.

— На корню покупаешь? — засмеялся Леська.

— А почему бы и нет? Ты человек проверенный.

— В каком смысле?

— В политическом. Ты много раз имел возможность уйти с большевиками, получить большой пост. Вот, например, Гринбах. Ему всего двадцать, а он уже комиссар Огненной дивизии.

— Откуда ты знаешь?

— В Осваге все знают. Кстати: Деникин взял Тулу, а Мамонтов кавалерийским рейдом прорвался к Тамбову.

Он поднял бокал и выпил его до дна.

— Так ты работаешь в Осваге? — спросил Елисей.

— Работаю. И даже имею чин подпоручика.

— Ого! Какая карьера для Владимира Шокарева! — засмеялась Муся.

— Поздравляю,— глухо сказал Бредихин.— А зачем тебе это нужно, типус ты симбурдалитикус?

— Сам не знаю, откровенно говоря. Все молодые люди что-то делают, над чем-то работают, имеют какой-то собственный заработок. Вот и мне захотелось. Помнишь, Елисей: когда вы, бывало, всей компанией шли в баню, я плелся за вами, хотя у нас в доме великолепная ванна с душем.

— Помню, помню. Но баня все-таки не Осваг: за нее не расстреливают.

— Расстреливают? — усмехнулся Шокарев.— Деникин взял Тулу. Будем танцевать отсюда.

— Ну-ну, танцуй, танцуй.

Муся повернулась к Елисею:

— Почему ты не пришел в студию вовремя? Избегаешь меня?

— А тебе не все равно?

Муся не ответила.

— Э, да вы ничего не пили! Обидно. Ну-ка, репетатум! — воскликнул Шокарев и снова налил шампанского в свой фужер.

— Мальчики, пьем!

— Как приятно, что ты меня тоже называешь мальчиком,— сказала Муся.

— Почему приятно? — спросил Елисей.

— Да так. Вероятно, каждой женщине хочется быть мужчиной.

— Только не такой красивой женщине, как ты,— галантно отозвался Володя.

Приятели чокнулись и выпили. На этот раз без тоста.

Вышли из кафе на улицу. За всех заплатил Елисей, не позволив Шокареву даже вынуть бумажник.

— Ладно! Сколько раз ты платил за меня, позволь уж и мне хоть один разочек.

Двенадцати еще не было,— значит, магазины открыты. Леська, предоставив Шокареву проводить Волкову, начал прощаться.

— Володя! — сказал он вдруг.— А почему бы тебе не жениться на Мусе? Она ведь такая прелесть.

— А почему не женишься ты?

— А чем я буду ее кормить?

— Одна сваха,— очень спокойно сказала Волкова,— одна сваха задумала выдать замуж дочь бедного портного за графа Потоцкого, но для этого девушке, которая была еврейкой, пришлось бы перейти в католичество. Сваха долго уговаривала родителей и наконец добилась согласия. «Половина дела сделана,— подумала сваха.— Теперь остается уговорить графа Потоцкого».

— Извини, Муся, но мы ужасно пьяны.

Елисей сбегал в магазин, купил большой кусок свиного сала и, придя домой, тут же заменил им кирпичишко господина прапорщика. В эту ночь спал он с великим наслаждением и чистой совестью, а утром, пригласив Акима Васильевича, задал пир. Поэт тоже не остался в долгу и притащил горчицу.

Сытость предрасполагает к доверию и откровенности. Леська рассказал о Мусе Волковой. Старик насторожился.

— Боюсь, как бы вы в нее не влюбились, Елисей.

— Это исключено.