О! Как ты дерзок, Автандил!

Он попробовал развернуть ялик. Для этого весла пришлось вставить назад, в уключины. Но течение здесь по-прежнему было сильным и их тянуло все дальше и дальше к другому берегу, в Турцию. Он так думал, что в Турцию. А на самом деле он уже давно не знал, куда несет лодку. Море почти успокоилось, и сквозь рваные облака стало проглядывать солнце. «Может, она простыла?» – предположил мальчик и укрыл собаку своей влажной ветровкой. Ночью она намокла от дождя. Потом он немного подумал и расстелил ветровку на носу ялика, чтобы та просохла. Солнце стало припекать, и ему пришлось снять тельняшку с длинными рукавами и треники. Он остался в футболке и шортиках. Резиновые сапоги тоже скинул. Голенища сапог быстро накалялись. Собака наблюдала за ним грустными глазами. Неожиданно снова налетел дождик. Он шел при солнце. Мальчик взял банку и поставил на корме. Ему захотелось пить, а воды оставалось на самом донышке. Он подумал, что пить можно и дождевую воду. Но дождь кончился так же внезапно, как и налетел. Воды в банке не прибавилось. Мальчик решил не отчаиваться. Папа всегда ему говорил: «Главное – не отчаиваться!» Из кармана рюкзака он достал леску с блесной, размотал ее и забросил подальше от лодки. Мальчик рыбачил на смык, как учил его папа на таежной реке. Он дергал блесну, опускал на большую глубину, потом – на меньшую и снова резко дергал. Рыба не ловилась. Мальчику захотелось пописать. Коленями он встал на корму и пододвинулся к самому краешку борта. Он почувствовал, что у него никак не получается. Струя не вытекала. И уж тем более не пенилась, как она пенится всегда, когда сильно приспичит. Мальчик оглянулся. Гагра смотрела ему в спину.

– Чего ты смотришь на меня, Гагра? – сказал мальчик, – отвернись, пожалуйста. Я не могу писать, когда на меня смотрят.

Гагра все поняла. Она отвернулась в сторону.

Леска, которую он привязал прямо к рукоятке весла, задергалась. Мальчик умело подсек и вытащил серебристую рыбку, похожую на хариуса. Хариуса он много раз ловил с папой на северных речках. Хариуса ловили на муху – стальной крючок, обмотанный волосами. Их приматывали цветной ниткой к ножке крючка. Однажды папа выстриг волосы из седого клочка на голове мальчика и сказал: «На белую муху хариус будет клевать как подорванный!» Но сейчас попался, конечно, не хариус. Мальчик засмеялся. У хариуса вдоль спинки идут красные пятнышки. И верхний плавник у него высокий и похож на раскрытый веер. А это была просто замечательная серебристая рыбка, темная по хребту и слегка полосатая по бокам и на брюшке.

– Теперь мы с тобой спасены! – сказал мальчик собаке, – не умрем с голода.

Он взял ставридку за хвост (конечно, это была ставридка) и попробовал разодрать рыбку на две половинки, вдоль хребта. Именно так делали папа и Переверзис, когда ловили хариуса. Потом они подсаливали его и тут же ели. Переверзис охал и говорил: «Бля! Белок… Ну прямо чистый белок!»

Конечно, наливали из фляжки.

Мальчик вспомнил про отцовскую фляжку, где плескались остатки чачи. Но он не стал откручивать крышечку. Ему вообще не нравился запах алкоголя. Шампанское – другое дело. Он уже однажды пробовал. И Витька Пэдарангасава заставил его на Новый год выпить полную кружку браги, настоянной на пшене. Потом мальчику было плохо. Витька держал его за плечи. Повариха тетя Зина ругалась: «Все крыльцо в интернате заблевали, поганцы!» Мальчик знал, что бражку пил не он один в классе. Почти все пацаны пили. А девочки отказались. А потом еще и рассказали Сталине Ефремовне про пшенную бражку и про мальчишек.