А что, если американская сторона попросит Фана написать признание, после чего мы сможем выслать его как обычного преступника и он сможет уехать туда, куда захочет? Если это не пройдет, то как насчет другой идеи: после его выдворения США берут на себя ответственность, что Фан не станет ничего говорить или делать в ущерб Китаю. Он не должен использовать США или другую страну для выступлений против КНР.
КИССИНДЖЕР: Позвольте мне высказаться насчет первого предложения. Если мы попросим его подписать признание, предположим, что мы вообще сможем это сделать, главным будет не то, что он говорит в посольстве, а что он станет говорить, выбравшись из Китая. Если он скажет, что американское правительство заставило его признаться, для всех будет гораздо хуже, чем если бы он ни в чем не признался. Важность его освобождения в том, что оно станет символом уверенности Китая в собственной правоте. Этот шаг противопоставит себя карикатурам, которые многие ваши противники рисовали о Китае в США.
ДЭН: Тогда давайте рассмотрим второе предложение. США заявят после его отъезда из Китая о том, что он не станет ничего говорить против КНР. Могут ли США дать такие гарантии?
КИССИНДЖЕР: Я беседую с Вами как с другом.
ДЭН: Я знаю. Я не прошу Вас заключить соглашение.
КИССИНДЖЕР: Нельзя исключить, что правительство США согласится и заявит, что правительство США не будет никоим образом использовать Фана, например, в передачах „Голоса Америки“ или иным путем, который может контролировать президент. Мы также могли бы обещать порекомендовать ему не предпринимать ничего по собственной инициативе. Мы могли бы согласиться, что его не станет принимать президент или что он не получит никакого официального статуса от любой организации правительства США».
После моих слов Дэн Сяопин сказал мне о письме, только что полученном им от Буша с предложением организовать визит специального представителя с целью проинформировать его в связи с предстоящей встречей в верхах с Горбачевым, а также рассмотреть состояние китайско-американских отношений. Дэн поддержал эту идею и связал ее с обсуждением вопроса о Фан Личжи как пути нахождения всеобъемлющего решения:
«В процессе решения вопроса о Фане другие вопросы также можно было бы поставить на повестку дня, чтобы получить пакетное соглашение всех проблем. Дела обстоят таким вот образом. Я попросил Буша сделать шаг первым. Он же просит меня сделать первый шаг. Полагаю, что, если получится сделать пакет, не будет вопросов относительно очередности шагов».
Китайский министр иностранных дел так описал «пакетную сделку» в своих мемуарах:
«1) Китай разрешит Фан Личжи и его жене покинуть посольство США в Пекине, чтобы уехать в Соединенные Штаты или третью страну; 2) Соединенные Штаты в удобной для них форме сделают ясное заявление о том, что они снимут санкции в отношении Китая; 3) Обе стороны предпримут усилия для заключения сделок по одному или двум проектам экономического сотрудничества; 4) Соединенные Штаты направят приглашение Цзян Цзэминю [недавно назначенному генеральным секретарем коммунистической партии вместо Чжао Цзыяна] нанести официальный визит в следующем году»[634].
После дальнейших обменов в модальной форме относительно возможности высылки Фан Личжи Дэн завершил эту часть разговора:
«ДЭН: Будет ли Буш доволен и согласится ли он с этим предложением?
КИССИНДЖЕР: По моему мнению, он будет доволен этим».
Я рассчитывал на то, что Буш будет приветствовать демонстрацию Китаем озабоченности и гибкости, однако сомневался, что темпы улучшения отношений будут такими быстрыми, как предполагал Дэн Сяопин.
Возобновление взаимопонимания между Китаем и Соединенными Штатами становилось еще более важным в свете растущих беспорядков в Советском Союзе и Восточной Европе, казалось, подрывавших все параметры существующих отношений в рамках «треугольника». С учетом развала советской империи — что могло бы стать мотивом, как это было в свое время, сближения между Соединенными Штатами и Китаем? Срочность проблемы была подчеркнута в момент моего отлета из Пекина вечером после моей встречи с Дэн Сяопином, когда я во время моей первой остановки уже на территории Соединенных Штатов узнал о падении Берлинской стены, потрясшем все построения внешней политики периода «холодной войны».