О Китае

Может ли повториться ли история? Если бы у Соединенных Штатов и Китая случился стратегический конфликт, в Азии, несомненно, возникла бы ситуация, сравнимая с европейской структурой накануне Первой мировой войны, с созданием нацеленных друг против друга блоков, стремящихся подорвать или по крайней мере ограничить влияние и сферы интересов другой стороны. Но прежде чем мы начнем рассуждать о делах истории в сослагательном наклонении, давайте рассмотрим, как на самом деле действовало соперничество между Соединенным Королевством и Германией.

В 1907 году высокопоставленный дипломат из британского министерства иностранных дел Айра Кроу составил блестящий анализ европейской политической структуры и подъема Германии. Ключевой вопрос, поднятый им и имеющий актуальное значение сегодня, звучит так: стал ли причиной приведшего к Первой мировой войне кризиса подъем Германии, вызвавший нечто похожее на органическую реакцию отторжения при появлении новой и мощной силы, или он был вызван специфической политикой Германии, которой соответственно можно было бы избежать[725]. Что явилось причиной кризиса: возросшие возможности Германии или ее поведение?

Как посчитал в своем меморандуме, представленном в день нового, 1907 года Кроу, конфликт был заложен во взаимоотношениях. Он так охарактеризовал вопрос:

«В Англии, в частности, вызывает сочувствие и понимание то, что лучше всего с точки зрения Германии, на основе сходства в интеллектуальном и моральном плане, что естественным образом предполагает ее позитивное отношение, в интересах общего прогресса человечества, к тому, что способствует укреплению этой власти и влияния. Но при одном условии: должно быть уважение к индивидуальности других наций, одинаково ценных членов сообщества, с тем чтобы вместе работать во имя прогресса человечества, и тогда будут представлены равные возможности и полный простор для внесения своего вклада, в условиях свободы, в дело развития в направлении к высшим формам цивилизации»[726].

Однако в чем заключались истинные цели Германии? Было ли это естественной эволюцией германских культурных и экономических интересов по всей Европе и в мире, чему немецкие дипломаты выражали традиционную поддержку? Или же Германия стремилась к «общей политической гегемонии и господству на морях, угрожая независимости ее соседей и в конечном счете существованию Англии»[727]?

Кроу пришел к такому выводу: нет никакой разницы в том, какие цели афишировала Германия. Какой бы курс ни проводила Германия, «для Германии, несомненно, мудрым было бы построить такой мощный морской флот, какой она может себе позволить». Коль скоро Германия получит превосходство на морях, как считал Кроу, это само по себе — независимо от намерений Германии — будет объективно угрожать Великобритании и будет «несовместимо с существованием самой Британской империи»[728].

При обстоятельствах того времени официальные заверения ничего не значили. Что бы ни предпринимало германское правительство, результатом стала бы «такая же страшная угроза остальному миру, какая могла бы случиться в случае преднамеренного выхода на аналогичные позиции при помощи „злого умысла“»[729]. Даже если бы умеренные немецкие политики захотели продемонстрировать свои добрые помыслы, умеренная внешняя политика Германии могла на какой-то стадии превратиться в сознательный план достижения гегемонии.

Судя по анализу Кроу, такого рода структурные элементы не допускали сотрудничества и даже доверия. Как с иронией отмечал Кроу, «будет справедливо сказать, что амбициозные планы против чьих-либо соседей, как правило, не афишируются, поэтому отсутствие таких открытых заявлений и даже демонстрация безграничной и всеобщей политической филантропии сами по себе не являются убедительным доказательством существования или отсутствия неафишируемых намерений»[730]. А поскольку ставки были весьма высоки, то это «не было делом, в котором Англия могла бы идти на какие-либо риски»[731]. Лондон обязан был предполагать самое худшее и действовать на основе этих оценок — по крайней мере до тех пор, пока Германия создавала свой крупный и бросающий вызов военно-морской флот.

Другими словами, уже в 1907 году практически не оставалось пространства для дипломатии; вопрос стоял в том, кто в этом кризисе пойдет на попятную, а в случае невыполнения этого условия война становилась практически неизбежной. До начала Первой мировой войны оставалось семь лет.