О ком молчит Вереск

И с тех пор ему вечно казалось, что она за ним следит, что она везде сует свой черный нос, лезет куда не просят. Думал, что за столько лет удастся задобрить. Дарил подарки, а она их складировала в шкафу, покупал сладости, а она их выбрасывала в мусорку. И вечно смотрит своими карими глазами навыкате, этим своим взглядом «я все знаю».

Ударил от злости по столу. Ладно. Пока что Мами должна волновать его меньше всего. Ничего она не сделает. Слишком любит свою хозяйку и ее сыночка.

Сыночек… вот это тоже расстройство. С самого его рождения сплошное разочарование. Потому что слишком похож. Как насмешка, как какое-то клеймо. Когда все причитают «как же ваш сыночек похож на Сальваторе, это просто удивительно».

Сколько раз он подходил к колыбели, брал в руки подушку и хотел накрыть ею маленькое личико, на которое любовалась Вереск. Накрыть и заставить мальчишку исчезнуть. И надо было это сделать тогда, а не наблюдать сейчас, как они стоят рядом – две копии, сводящие с ума своей похожестью. Предатель Чезаре так радуется приезду дяди, как будто чувствует, что это его отец. Избавился бы от него еще тогда, и все встало бы на свои места. Пострадала бы и забыла. Не маячило бы вечное напоминание перед глазами.

А он бы подарил ей еще детей… Тогда Марко еще надеялся, что его пустят в постель. Но ни хрена. Она никогда даже намека не делала, не флиртовала, не улыбалась ему. Относилась, как другу или брату. А он дрочил на ту сраную скатерть, дрочил и вспоминал, как ее брал Сальва… Он наблюдал тогда за ними в проем двери. Наблюдал, как тот разложил ее на столе, и как она вонзила в него вилку. Ооо, как же он обрадовался. Думал, что она воткнет ее прямо в сердце и освободит и себя, и Марко от этого самовлюбленного ублюдка… но какое там… вонзила в плечо, и он продолжил ее трахать.

Как ему хотелось оказаться на месте Сальвы. Он колол себя вилкой в грудь и дергал за член, пока из него не лилась сперма прямо на ту скатерть.

Потом он будет так же трахать шлюх. На столах между столовыми приборами, и представлять ее на их месте.

Звонок раздался внезапно, и Марко схватил сотовый, увидев номер Сандро, обрадовался.

– Ну что там? Выкупил?

– Выкупил. Везу товар, как вы и сказали. В Палермо.

– Вот и отлично.

Отшвырнул телефон, поправил вставший член. Надо-таки съездить к Лауре, оттрахать ее и отправить на аборт.

***

Стоять у окна и провожать ее машину долгим взглядом. Пока не скроется из вида за первыми каплями дождя. Чтобы изо всех сил ударить кулаком по стене и еще, и еще раз так, чтобы кожа слезла с костяшек и засаднило от боли всю кисть руки, свело судорогой до самого локтя. Швырнуть долбаную гитару и под нестройный рык задребезжавших струн сдавить волосы скрюченными пальцами, чувствуя, как захлебывается каждым вздохом.

Видел, как пошатнулась и упала, видел, как мальчишка ее подхватил. Хотел броситься вниз… но не сделал ни шага, потому что ее муж бежал с маленькой бутылкой минеральной воды. Чертовая счастливая семейка собралась внизу и не нуждалась в его помощи. Они били Вереск по щекам, а Сальва смотрел, как медленно она открывает глаза и поднимает взгляд на окна. На него, стоящего там. Такого жалкого, за шторкой. И пока ей дают глоток воды, помогают встать, трогают за щеки, она смотрит на него. Долго, не моргая, и ему кажется, что там, на глубине удивительных сиреневых глаз застыли слезы… Но ему только кажется, потому что уже через минуту ее муж подхватывает Вереск на руки и уносит в машину.

Чужая жена…чужая Вереск, чужая. На осознание ушло пятнадцать лет. Долгих пятнадцать лет он пытался привыкнуть к мысли, что она его никогда не любила. Что никогда не принадлежала ему, что ей проще было обвинить его в смерти своих родителей, проще было ненавидеть и выносить приговор за приговором, чем поверить. Ему.

Он смог пережить все. Предательство Марко…Марко, ради которого подставлял спину под отцовские удары, чью вину всегда брал на себя. Марко, которого считал единственным родным человеком на этой земле. Марко. Брат. Единокровный. Единоутробный. От одной матери. Марко, которому доверял настолько, что мог ослепнуть и лишь его взять в поводыри. Марко…отобрал у него все. Место капо, жизнь, любимую до безумия женщину и…сына.

Ему не нужны тесты ДНК, чтобы узнать, чей он, мальчишка с точно такими же глазами, как и у Сальваторе. И дело не во внешности, не в сходстве. Эта уверенность родилась глубоко внутри, где проклятый орган, разгоняющий кровь по всему телу, дал первый сбой и замер, а потом забился иначе, забился, принимая еще один смысл для биения и с досадой осознавая, что меч, занесенный для удара, уже дрогнул…а рука начала предательски опускаться.

Ему хватило одного взгляда на НЕЕ и на парня, чтобы точно знать – Чезаре его сын. И не просто знать, а мгновенно принять это как данность, принять и впустить корнями глубоко внутри и мысленно заорать от разочарования. От тоски, от дикой боли – у него украли пятнадцать лет счастья, пятнадцать лет жизни рядом с сыном, отняли право быть отцом и любить.