О ком молчит Вереск

Поднял на меня бледное осунувшееся лицо, и мое сердце сжалось. Как же он страдает после всего, что было, и в этом и моя вина. Никогда не забуду, как он вымаливал у меня прощение за выстрел. Как целовал мои руки и просил простить. Какая-то часть меня сходила с ума от жалости и искренне сожалела, что ему пришлось все это пережить… а другая часть понимала – иначе я бы и не поступила.

– Мама! Ты слышишь? Сальваторе уезжает!

Я его слышала…и в первый раз услышала тоже. В груди так сильно кольнуло, что казалось вся рана разошлась, и из нее засочилась кровь.

– Ты дашь ему уехать?

Мои руки сильнее прошлись по волосам сына, и я судорожно выдохнула. Разве я в силах остановить Сальваторе? Разве есть что-то или кто-то, способный противостоять этой стихии? Но…после всего сказанного нами разве есть дорога обратно? Мы сожгли друг друга дотла.

– Ты же его любишь!

И снова наши взгляды встретились.

– Сальваторе…он…не станет кого-то слушать. Если принял решение, никто и ничто его не остановит.

– Ты можешь!

– Ошибаешься…я последний человек, чье мнение он станет слушать.

«– Мами моя, держись, сейчас приедет скорая. Чезаре вызвал скорую. Тебя спасут, вылечат. Вот увидишь. Все хорошо будет. На меня смотри, Мами. Пожалуйста, не бросай меня.

Промелькнула мысль, что вместе со скорой приедет и полиция…и по законам, по всем проклятым законам не будет моему сыну оправдания ни со стороны правосудия, ни со стороны мафии. Все долги моего мужа перейдут по наследству к сыну…к Чезаре. Теперь он станет должником, и с него жестоко спросят. Его заставят заплатить кровью за каждую украденную монету…если только за него не поручатся и не вернут все долги.

– Птич…ка моя…пти…чка, – Мами гладила мои щеки, мои руки, – как вы…на маму…похо...жи… Я бы…еще деток ваших понян…чила.

Задыхаясь от слез, прижала ее пухлую руку к губам, целуя пальцы, которые ласкали моего сына, которые вырастили и выпестовали нас всех. Роднее всех родных мне моя Мами. Моя связь с родителями, с детством.

– Понянчишь…обязательно понянчишь. Не моих…а Чезаре…

– К …нему…иди…он твое спа…сение…иди…Любит тебя…он лю…бит…знаю.

Захлебнулась воздухом, застонала.

– Держись, Мами, держись, умоляю. Еще немного, слышишь сирены. Они едут и спасут тебя.

– Там…в спа..льне…вы..родка…в я…щиках…там…старый со…товый…послушай…Послушай его…там правда…послушай…

– Какой сотовый? Где?

– У Марко…»

Не договорив с сыном, я побежала снова в кабинет и лихорадочно перерыла все ящики стола Марко. Перевернула там все, но сотовый, о котором говорила Мами, так и не нашла. Я вывернула его шкаф, его ящики с обувью и даже коробки с обновками. Пусто. Ничего нет. Может быть, Мами бредила? Может, ей показался этот сотовый или привиделся. Она…ведь уже бредила.

Наверху послышался грохот. По лестнице что-то сносили вниз, и я бросилась туда, распахнув настежь дверь. Увидела, как вытаскивают комод из нашей спальни.

– Подождите. Постойте.

Судорожно схватилась за ручки ящиков, дергая их на себя, пока вдруг не увидела в самом последнем завернутый в целлофановый пакет свой старый сотовый. Настолько старый, что я с трудом его узнала…но узнала. Это же мой телефон. Он пропал еще в Китае. Я подумала, что его украли или выкинули.

– Что-то еще, синьора?

– Нет, нет. Все в порядке. Уносите.

Спустилась со ступенек, вышла из дома, побрела по тропинке к своей мастерской. Мне нужно было остаться одной, мне нужно было распаковать этот телефон и зарядить его там, где никто не увидит, насколько мне больно даже прикоснуться к нему.

Воткнула кабель в розетку и села в плетенное кресло судорожно сжимая руки и гипнотизируя сотовый сухими глазами. Как же я его искала, боялась, что Сальва будет звонить и не дозвонится. Марко тогда утешал меня, что у Сальвы есть и его номер телефона и многих других, что не дозвонится ко мне – найдет способ связаться иначе, но мне почему-то казалось, что он будет звонить именно мне.

Я тогда перерыла все, перевернула чемоданы и все свои вещи, но телефон пропал. Оказывается, все эти годы он лежал у Марко.

Сотовый зажужжал, пиликнул и включился. Я схватила его в руки и увидела, что на автоответчик пришло сообщение… Сообщение, которому исполнилось пятнадцать лет.

– Я люблю тебя, Вереск. Всегда любил. С того самого момента, как увидел впервые, и до своего последнего вздоха. И перед смертью хочу сказать то, что мог сказать давно, но…но не хотел оправдываться, не хотел выглядеть жалким идиотом.

Из глаз градом хлынули слезы, и я сползла с кресла на пол, открыв рот и глядя на это признание из прошлого…признание, которое никогда не слышала от него. Признание, за которое могла бы и сама умереть.