О’Коннор вернулся в дом, на ходу припоминая, какой из коридоров ведет к лестнице, а какая лестница — к крылу, где располагались спальни. Комнаты Еноха и Оливии находились буквально на расстоянии пятидесяти метров, потому что её дверь была в самом начале коридора, практически у лестницы, его — в самом конце. Кукловод поднялся на нужный этаж, и уже практически открыл дверь в спальню девушки, мысленно придумывая слова извинения.
Надо сказать, это была задача не из простых, потому что он так и не понял, чем провинился сегодня утром. Но сейчас это было уже не важно, потому что от двери Элефанты его разделяли какие-то три шага, и он уже было потянулся к дверной ручке, как дверь его собственной спальни открылась и оттуда выскочила Оливия, держа в руках в черных перчатках большой поднос.
Девушка смотрела себе под ноги, и улыбнулась мимолётным мыслям в рыжей голове, как вдруг замерла, увидев его с цветами у своей двери. Это было довольно комичное зрелище, потому что они стояли на расстоянии пяти шагов и смотрели друг на друга с таким удивлением, словно видятся впервые. Енох даже забыл о букете, который держал перед собой, потому что сердце в груди начало колотиться сильнее, словно напоминая о своём присутствии, и вспомнил о нем, только когда Оливия смущенно спросила:
— Это мне?
Она уже и не помнила, когда ей последний раз дарили цветы, если вообще когда-нибудь дарили. От мысли, что Енох собрал букет пионов специально для неё, пиротехник почувствовала, как уши начинают гореть, и она порадовалась, что их не видно за копной волос. Это было так неожиданно и приятно, что она поджала губы, чтобы улыбка не расплылась по ним.
— Нет, мне, — буркнул Енох, но потом, подняв на Оливию взгляд, встретился с её зелёными глазами, и быстро опомнился, — конечно, тебе.
Он всунул букет ей в руки, потупив глаза в пол, и, не дожидаясь слов благодарности, или хотя бы какой-то реакции, большими шагами направился в свою спальню. Он сделал пару шагов и остановился, словно вспомнив что-то, и опять подошел к Элефанте, которая так и замерла на месте. Он молча взял её за руку и приложил узкую ладонь в чёрной перчатке к своей груди.
— Слышишь? Оно бьётся.
Он так и не смог выдавить из себя ни одного извинения, но почувствовал, что Оливия всё поняла. Никаких красивых слов или сложных предложений не требовалось для того, чтобы девушка его поняла. Потому что она всегда его понимала. Даже в те моменты, когда он сам себя понять не мог.
О’Коннор вошел в свою спальню, и, стоило ему закрыть за собой дверь, замер на месте. Окно было открыто, впуская в помещение свежий воздух, по большей части перемешанный с приторной сладостью цветущих во дворе деревьев. Енох поморщился: от всей этой сладости ему становилось тошно. А на столе стояла чашка крепкого чая с ложкой сахара и тарелка печенья, которое, Енох знал, Оливия всегда оставляет специально для него.
========== Весенний букет (Avengers; Баки/Наташа) ==========
Всю свою жизнь, сколько она себя помнит, Наташа всегда любила весну. Она любила воздух, переполненный запахом цветущих деревьев, любила пение птиц, которые чирикали во время дождя, прячась под крышей, и любила дождь, который был всегда какой-то особенно теплый и приносил только наслаждение, даже во время сильной грозы. Наташа любила цветы, которые всегда распускались на клумбе ближе к концу весны, уже в мае. Наташа всегда любила весну.
Вот только, Красная Комната весну у неё забрала. А потом — Нью-Йорк и Мстители, и уже не до этого, и весна, кажется, есть, но разве весна в Америке сравнится с нашей русской весной?
Не сказать, что она очень страдала от этого. С годами детский восторг сменился профессиональной холодностью и это касалось всего, и, даже если бы ей удалось вернуться в Россию, агент Романофф не нашла бы в себе сил так восхищаться весной, как делала это раньше. Потому что здесь, в Нью-Йорке, кто бы что не говорил, ей было не до весны. Она была Мстителем, героем, от которого зависели судьбы людей, человеческие жизни. На её плечи легла ответственность, которой она не просила, но и отказаться от неё она не могла.
Она вспомнила о русской весне неожиданно, когда майским вечером сидела за ноутбуком в маленькой квартирке одной из высоток, которую делила вместе с Джеймсом Барнсом, жевала горький шоколад и пила кофе с двумя ложками сахара. Воспоминания о том времени, времени детства, мая и цветущих клумб, ударили в голову так резко, словно тот самый запах цветущих деревьев, что она замерла, так и не успев набрать в поисковике нужное слово до конца.
Наташа закрыла крышку ноутбука и подошла к окну. С огромной высоты она видела множество огоньков-окошек, которые точно так же смотрели на неё в ответ. С тоской она подумала о том, что сейчас в России настоящая весна, не такая, как здесь. Здесь весна — только название, день календаря, который сопровождается датой.