О людях и самолётах 2

Донесение полагалось готовить раз в полгода, причём управление интересовали такие глубоко интимные подробности из жизни кафедры, что ознакомившись с донесением, управление обязано было бы на кафедре жениться. Но поскольку только в Москве было пять авиационных военных кафедр, а многожёнство в СССР строго преследовалось, высокие штабы предпочитали сожительствовать с подчинёнными в тяжком грехе.

Мир уже давно познал электронные таблицы, но донесения в штабы самого технологичного вида Вооружённых Сил оформлялись в виде таблиц на бумаге с чудовищным количеством граф. Управление вожделело знать количество отличников, «хорошистов» и двоечников с разбивкой по факультетам, специальностям и курсам. Интересовало его также, сколько студентов сдало экзамен с первого раза, а сколько со второго, сколько студентов было отстранено от военной подготовки, сколько было объявлено взысканий и поощрений и за что, а также другая, не менее захватывающая информация.

Подготовка таких донесений представляла собой титаническую и абсолютно бессмысленную работу, поскольку было ясно, что их никто не читал. Начальник кафедры свалил подготовку донесений на своего «чистого» зама, тот – на начальника учебной части. Начальник учебной части ловким финтом отпасовал работу начальникам циклов, а те уже злобно щурились на преподавателей, когда на кафедре появился Иван Александрович.

Иван Александрович был полковником-отставником, его попросили взять на должность преподавателя настолько высокие штабы, что начальнику, собственного говоря, даже не обязательно было говорить «есть!».

Оказалось, однако, что Иван Александрович преподавать не может из-за полнейшей профнепригодности. По итогам первой сессии его можно было с чистой совестью уволить, однако начальник решил сделать доброе дело. Чтобы не обидеть старика, ему предложили должность как бы начальника штаба кафедры, поскольку настоящий штаб военной кафедре не полагается. Имелось в виду, что он будет составлять всякие справки-отчёты-донесения, то есть выполнять канцелярскую работу, не требующую ничего, кроме наличия железобетонного зада.

Доброе дело, как водится, не осталось безнаказанным, поскольку Иван Александрович искренне считал себя настоящимначальником штаба. В нем причудливо сочетались настырная въедливость ПНШ по строевой и кадрам, заносчивость начальника штаба дивизии и стариковская обидчивость.

Взявшись за подготовку донесения, Иван Александрович столкнулся с удивительным казусом. Оказалось, что никто точно не знает, сколько в нашем институте студентов. То есть примерное количество было, конечно, известно, но в студенческой массе всегда существует некий слой, в котором, как на мелководье кораллового рифа, бурлит жизнь: кого-то отчисляют за «хвосты», кто-то уходит в «академку», а кто-то переводится из другого вуза с перезачётом экзаменов. На каждом учёном совете ректор долго и страстно говорил о создании АСУ вуза, но дальше призывов дело как-то не шло.

Ивану Александровичу же требовались точные цифры. Вскоре методисты деканатов стали от него прятаться, а в учебном отделе института на вопросы отвечали уклончиво-вежливо, но холодно. Тогда Иван Александрович обратился за помощью к начальнику кафедры. Шеф сделал вид, что готовится к занятиям, и от решения вопроса уклонился. Начальник учебной части, выслушав Ивана Александровича, пожал плечами и посоветовал:

– А вы пишите среднепотолочно.

– Как это?! – не понял начальник виртуального штаба кафедры.

– Ну, как… По системе «Шесть П». «Пол – палец – потолок – папка прошлогодних приказов». Только смотрите, чтобы общие цифры сходились.

– Нет, – обиделся Иван Александрович, – я так не могу!

Но другого выхода не было, и он, скрепя сердце, взялся за фальсификацию недостающих цифр, однако качественному выполнению этой работы мешала Надюша, с который Иван Александрович делил кабинет.

Надюша на кафедре занималась ответственным и серьёзным делом – оформляла Сокращённые личные дела офицеров запаса. На каждого из тысячи выпускников кафедры полагалось оформить маленькую книжечку в картонном переплёте, поэтому Надюша трудилась, не покладая рук. Поскольку большинство записей в графах дел были одинаковыми, Надюше сделали набор резиновых штампов, и она заполняла дела с треском скорострельного пулемёта. Руки у неё были постоянно заняты, а вот язык свободен, поэтому Надюша болтала, не умолкая, как и положено настоящей одесситке.

Надюша была очень маленького роста, поэтому ходила на сумасшедших шпильках. Впечатляющих размеров бюст компенсировался противовесом, которому могла бы позавидовать и бразильянка, поэтому Надюшина фигура напоминала песочные часы.