О людях и зверях

Он напоминал мне робота, выдающего необходимую информацию без каких–либо эмоций или лишних телодвижений. Наверное, на западе все такие – европейские.

Мы переглянулись с женой и молча кивнули.

– Двенадцатый номер. По лестнице наверх и дверь слева напротив, – прокряхтел старик, вручая мне ключ.

Я поблагодарил, навьючил все сумки на себя и поднялся наверх. Ковер под ногами был мягкий, советско-узорный и пыльный.

Номер был неплох ровно до тех пор, пока жена не решила вымыть после дороги руки.

– Здесь течет протухшее железо, – раздраженно заявила она. – Прекрасное место. Просто прекрасное.

– Погоди, пускай стечет. Может, вода станет лучше.

Не стала. Казалось, где-то в реке, пересекающей Небольшие Мостки, детишки бросали камешки в воду и случайно подбили пролетающего мимо Железного Человека, который скоропостижно утонул в мелководье. Но нет, все оказалось гораздо банальней: поставщиком отходов в реку служил дом престарелых. Я не знал где он находился и знать не хотел, но подозревал, что помимо канализационных стоков, в Рату – очень символичное название реки – сбрасывали и отживших свое стариков. Экономия должна быть экономной.

Пока стекала грязная вода, вместе с ней таяла надежда на то, что это наихудшее, что может здесь случится. Я сбегал за электрочайником к администратору, параллельно узнал где можно подогреть смятые бутерброды с сыром и помидорами. Вернулся в номер, щелкнул замком. Мы снова спрятались в нашем мире, в блаженной изоляции от людей, от пропитанного выхлопами проезжающих тировцев воздуха. От реальности.

День уже давно закатился монеткой за горизонт, а мы только уселись ужинать: вермишель быстрого приготовления, бутерброды и зеленый чай с печеньем. После всего этого мотельная скатерть, естественно, прибавила к имевшимся пятнам помидорные кляксы и след от вермишельной юшки.

– Долго еще они там горланить будут? – спросила жена, ставя кружку на самодельный поднос из двух книжек.

– Сейчас. – Я быстро метнулся к окну, с трудом закрыл его и улыбнулся – теперь сюда ничьи вопли не доберутся. – Ну что, ложимся?

– Только в душ сбегаю, хоть вода не самая лучшая. Но какая уже есть.

Я расстелил низкую дубовую кровать. Прилег, закинув руки за голову, и уперся взглядом в паука в углу потолка. Вот. Я. Здесь. Лежу в единственном мотеле захолустного городишка, которое – будь оно более удачливее – вполне могло стать главным местом действующей мистики в романах Стивена Кинга. Я никогда не мог подумать, что жизнь может перевернутся с ног на голову за считанные часы и от решений совершенно незнакомых мне людей зависит будущее нашей семьи. Они себе сидят в столице, в администрации, и с притворно-участливым лицом смотрят на тебя. Выслушав, вдруг сообщают, что моя причина, из-за которой я могу не подписывать дьявольский контракт с государственной пограничной службой, в особенный период не действует, так что придется мне стать мужиком и защищать границы нашей родины ценой жизни. Это настоящий мужской поступок, говорят они, а сами наверняка подумывают как вечером будут укладывать сделки в столичной сауне. Я чувствовал себя беспомощным цыпленком, который еще час назад уверенно заявлял, что не собирается бросаться в этот омут, что стоявшие рядом пять одногруппников подписывают себе пятилетний приговор, даже не зная, куда их отправят после того, как они черканут дешевой ручкой листок контракта – бумажки, зажавшей всех нас в тиски. Я бы не удивился, если бы для согласия потребовали каплю крови.

Мешанина в голове. Я не верил, что я здесь и одновременно ощущал каждой клеткой, что я именно в Мостках, что в эту секунду я живу и должен как-нибудь отсюда выбраться. Из трясины. Жаль, что она слишком сильно засасывала…

– Ау! Что завис?

Рина вышла с душа с белым полотенцем на голове и в пижаме, плюхнулась на кровать. Я подумал, что она тут же отключилась.

– Тебе завтра на работу… охренеть, – пробурчала она, лежа на левой щеке.

– Да. На работу. Надеюсь, меня вытурят оттуда в первый же день и мы вернемся в Винницу. А все, что здесь увидели, забудем страшным сном. И поучительным, – сказал я.

– Позвоним нашим? Хотя, они, наверное, уже спят.

– Почти десять. Скорей всего, бабушка укладывает Яру. А дедушка спит. Давай завтра.

– А на сколько тебе завтра? – спросила Рина и развалилась звездой почти на всю кровать.

– На пол девятого уже быть в части. Я скажу, что нам нужно поискать жилье в городе и уйду раньше.

С улицы донесся приглушенный стеклопакетом крик. С наступлением ночи, видно, из высотных конур вылезали они – погонные вампиры, жажда спирта которым затмила разум. На глазные зубы они насаживали по бутылке вина или чего покрепче, и откупоривали так, чтобы ни одна капля мимо рта не пролилась. Вскоре я узнал, что мои предположения оказались не бредовой фантазией.

– Я спать. Ты тоже ложись. – Рина зевнула, залезла под одеяло и повернулась ко мне спиной.

– Спокойной ночи.