О людях и зверях

– Что с тобой делать… – тихо произнес он, рыща глазами по кабинету. Может, ему хотелось заклеить мне рот и поставить на полку как чучело, решив этим самым две проблемы: новоприбывшую занозу с невоенным сознанием и свободное пространство возле книжного стеллажа. Там как раз не хватало экспоната.

– Я надеюсь, что пробуду здесь недолго, – решил я разбавить паузу.

– Валерий! – гаркнул вдруг подполковник, что я аж подскочил. – Ознакомьте нашего нового… преподавателя с частью. Рабочий день у нас начинается с восьми тридцати, – он снова обращался ко мне, – а заканчивается в семнадцать тридцать. Иногда приходится работать по субботам. Иногда нужно задержаться, если есть большой объем не исполненных задач. Вопросы есть?

– Да. Можно сегодня пораньше с работы уйти? Нужно жилье подыскать.

Начальник заворотил носом, пошевелил усами незаметно.

– Учитывая тот факт, что это первый рабочий день, я могу отпустить вас на полтора часа раньше, – протянул он. – Если вопросов нет – можете быть свободны.

– Разрешите идти? – машинально спросил я.

– Иди.

На выходе из кабинета меня встретил невысокий резвый мужчина с приятной улыбкой и виноватым лицом.

– Как еще раз твоя фамилия? – бросил напоследок Данил Иванович.

– Домс, товарищ подполковник.

– Ну и фамилия… Чудная.

– Как пиво, – пошутил я.

– Точно. Как пиво, – гоготнул начальник. – Только пиво хреновое.

С этого момента я понял, что начальник у меня превосходный.

***

Территория оказалась огромной. Мы вместе с Валерием Сергеевичем безустанно бродили около часа. Он говорил быстро, время от времени проглатывал слова, но повествовательная манера, в целом, мне нравилась. Правда, из всего, что он рассказывал на одном дыхании, я улавливал процентов десять, и то, половина из них были собственные слова-паразиты моего экскурсовода. Он был майором, когда служба сделала реверанс и отправила на ранний военный покой заводного человечка. Валерий Сергеевич, придя домой на осознанную пенсию, не знал что с ней делать. Первую неделю он отдыхал, не веря в происходящее. Вторую не знал чем себя занять. На третью он оделся как гражданский и запланировал маленькое возвращение великого человека. Дома можно было умереть от скуки, копаясь в рассадах. А здесь, в части, он оставил львиную долю жизни, поэтому решил вернуться на работу, чтобы почувствовать себя единым целым. Я как-то читал, что заключенные тоже не очень стремятся на волю, отсидев два-три десятка лет. Стопроцентное сходство.

– Смотри, значит. – Валерий Сергеевич размахивал руками, пытаясь охватить полгектара земли. – Это городок пограничного контроля. Вот летний класс, пост наблюдения и контрольно-следовая полоса, на которой курсанты изучают трасологию.

– Наука про следы? – уточнил я.

– Правильно.

Ура, Кирилл. Десять балов гриффиндору.

–К нам, значит, приезжали многие известные люди, и одним из них был коренной индеец, кажется. Он еще ведет передачу на дискавери, может знаешь.

– Нет, знать всех индейцев поголовно у меня нет возможности, – улыбнулся я, после чего добавил: – И желания тоже.

Валерий Сергеевич пропустил мои реплики мимо ушей и побрел дальше.

– Трасология очень помогает узнать физиологические данные человека по отпечатку ног на песке.

– Что, серьезно?

Признаться, меня удивил тот набор информации, которую он выливал на меня потоком. Вроде и военное, но интересное. Парадокс.

– Про пост наблюдения скажу еще пару слов. Возле него строго настрого запрещают курить.

– Почему? Взорваться может?

– Сгореть, – констатировал он. – Причем дотла. Как спичка. Знаешь почему?

– Неа.

Майор запаса снисходительно улыбнулся.

– Значит, в советском союзе как было? Все должно быть аккуратно, чисто и покрашено. И побелено. Новая краска ложилась поверх старой каждый год. Можешь себе представить, как это все летом, почти в сорокаградусную жару, выдержит искру.

– Никак, – сказал я. – Вспыхнет в один момент.

– Вот-вот. Поэтому еще с тех времен огонь возле поста наблюдения сродни… сродни…

– Тяжкому преступлению, – закончил я.

– В точку, значит.

Мы прошлись к питомнику, где меня познакомили с пятью видами пород с наиболее выраженной нюхово-поисковой реакцией: бельгийские овчарки, немецкие овчарки, спаниели, лабрадоры и терьеры. Большинство из них были еще щенками, скачущими в вольерах группками по четыре-шесть пушистых комка. Они бодались, кусали друг друга, прыгали на клетку, пытаясь дотянутся гладким языком к ладоням. Социализировались, одним словом.

– Это щенки малинуа, – показал Сергеевич на просторную клетку с худыми, инфантильными щенками. Лишь один из них приподнял голову на наши голоса; я думал, он мне улыбается, но песик лишь зевнул и опустил мордочку на лапы, тесней прижавшись к братьям и сестрам.

– Вялые они что-то, – сказал я, поднимаясь с колен.

– Они просто отдыхают. Пошли дальше.