О людях и зверях

– Поиск и обнаружение наркотических веществ в автомобиле, – протараторил Бевз. – И, как видишь, результат феноменальный.

По тропинке в нашем направлении брел очередной курсант. В этот раз – полная противоположность предыдущему. Я бы даже сказал не полная, а жирная, толстая противоположность. Как только я его увидел, все сразу стало на свои места и вопрос почему остальные курсанты группы такие худые отпал сам собой.

– Лаки, ко мне.

Голос курсанта был тонким и елейным, словно с небес прямо над частью свалился купидон в камуфляже. Судя по комплекции, падение было неизбежным.

Лаки оказался компактным бело-коричневым джек-расселом, вяло плетущимся за своим хозяином.

– Собака тоже недоедает, – буркнул я.

– Что?

– Да нет, ничего.

– Осинов, что я сказал?

Осинов покачнулся, от чего складки жира заворожено колыхнулись в разные стороны. Как море. Как тихий безмятежный океан.

Осинов был само спокойствие.

– Разрешите на перерыв? – мягко спросил он.

– Я же огласил. Хотя… Стой. Сделаем проще. – Бевз поиграл желваками. Его строгие, словно высеченные с камня черты лица смягчились ровно на секунды, пока он доставал с планшетки журнал. Открыл на нужной странице, достал ручку.

– Чтобы не насиловать лишний раз собачий мозг, вы мне расскажете последовательность ваших действий от начала до конца. Тогда – вернее после перерыва – вы начнете поиск. Прошу.

Осинов так и остался стоять нерушимой студенистой скалой. За него, не успокаиваясь, отвечал джек-рассел.

– Осинов…

– Да, товарищ старший лейтенант.

– Вы меня слышали?

– Конечно, товарищ старший лейтенант.

– И?

Осинов мялся, мялся, втаптывал левую берцу в землю, незаметно роя окоп, чтобы спрятаться от всевидящего ока преподавателя. Выплюнул наконец:

– Не помню… Знаете, как пес: все понимаю, а сказать…

– Осинов, кол, – сказал Бевз и начертил две жирных двойки в журнале: собаке и хозяину.

– И что теперь делать? – Осинов вытаращил небесно-голубые глаза. Я представил как за ним спускаются херувимы и, под божественный ангельский хор, утаскивают чистую душу, заточенную в мясистое тело, в райский сад, но с каждым поднятым метром прибывает еще по одному херувиму, ибо становится все тяжелее и тяжелее.

– Можете взять журнал и пугать им вампиров. Свободны.

– Вот с такими и работаем, – заключил Бевз, обращаясь ко мне. – И то, это еще терпимо.

– Вижу, терпения не всегда хватает, – подметил я, разглядывая привязанных по территории собак. – А сколько нужно, чтобы добиться результата?

Бевз ответил молниеносно, безо всяких эмоций:

– Если никакого результата, то месяц лежания на кровати.

– А если хорошего?

– Месяц, при условии, что дрессировщик толковый и пес имеет все задатки для поддержания активного поиска. Иначе – а у нас все иначе – целый месяц и моток нервов выбросишь на ветер.

– Ясно…

Люди подтягивались к учебному месту с курилки. По их сутулой ходьбе, унылых лицах и шаркающих шагах я сообразил, что мотивации заниматься у людей никакой. Интересно, что большинство собак вело себя точно так же: никак.

За следующие два часа я понял три вещи: людей в армию набирают всех без разбора, предпочитая как можно больше хромосом в ДНК. Собаки могут быть настолько безжизненными, что повысь на тон голос и они, меланхолично помахивая хвостом, уйдут в каптерку за лопатой, так как лапами рыть себе могилу дольше. И третья – самая важная вещь: если бы мой самолет залетел в бермудский треугольник, где поговаривают о самых зловещих монстрах, какие только может вообразить себе человеческий мозг, я бы увидел черные раздвижные врата ЦОСС – Мордор, где батрачат орки, асфальтируя территорию, где слышны истошные вопли «За Короля!», где Глаз Командира выискивает со своей штабной башни пытающихся избежать каторжного труда. Место, куда не сунется ни один нормальный хоббит.

– Знаете, было интересно. Со стороны вроде легко, а когда сам стоишь и стараешься воплотить теорию в практику – начинают вылезать ошибки. Мне это знакомо.

Мы вместе с лейтенантом Бевзом брели, как он выразился, сдавать закладки. Первые сто метров от учебного поля смело можно было назвать минным, так как в забитом сознании соотечественников не было места простой истине: за своей собакой нужно убрать. Наши жили в дерьме и живут по сей день, зачем же убирать подобное?

После соревнования с дерьмом в пятнашки мы вышли на относительно чистую тропу, слева от которой виднелся футбольный стадион, окруженный с нашей стороны сосновой полосой. Справа же тянулся непролазный бетонный забор с проржавевшей колючей проволокой над ним. Любой проныра, увидев сие ограждение военного объекта, сразу отказывался от глупой затеи и проходил сто метров вправо или влево, где можно было спокойно пролезть как через верх, так и через низ беспрепятственно. Высший уровень защиты, что называется.

– Пожалуй, потом сдамся, – сказал вдруг Бевз и сменил курс. – Нам туда. – Он указал пальцем за стадион, на городок пограничного контроля. – На методику. Пойдешь?

– Пойду, – сказал я. Уже на ты – так проще.