О людях и зверях

Метрах в тридцати кто-то махнул рукой в мою сторону: силуэт в камуфляже, с черной выделяющейся полоской посреди лица. На голове у силуэта красовалась зеленая шапочка, похожая на те, что носят сгорбленные бабушки, которые передвигаются мелкими шаркающими шажочками, держа обеими руками потрёпанную сумочку. Берет, кажется. Но я называл это головным пельменем.

– Вас зовут, наверное, – подсказала женщина, кивнув головой в сторону продолговатого нелепого здания кремового цвета.

– Тебя куда-то зовут? – спросила Рина.

– Да. Не знаю кто, но мне это не нравится. Ладно, Золотце, давай я тебя чуть попозже наберу.

– Я куплю тебе телефон.

– Вместе купим. Целую тебя.

– И я тебя. Пока.

Я шагал брусчаткой, положенной в стиле пьяного мастера. Справа от меня, из-под кустистых бровей сверлил взглядом отечественный мыслитель и поэт номер один. Губы трубочкой, усы подковой. Важный. Вечный.

Я уже мог различить детали машущего силуэта. Берет приглажен на левую сторону так, словно подполковника – судя по двум звездам на погоне на груди – каждый день гладили по голове за отменно организованную работу. Кожа его была сморщенной и обезвоженной. Мутные глаза утопали в глазницах от хронического недосыпа, а тонкая линия, которую я заметил издалека, оказалась аккуратно подстриженным кустиком усов.

– Лейтенант Домс? – уточнил подполковник.

– Да.

– Пойдемте со мной.

Прежде, чем пригласить меня в кабинет, он пошевелил губами в разные стороны и нахмурился.

Кабинет был по-советски ухоженным и по-современному обустроенным: два стола буквой "т", два ноутбука, МФУ; два широких книжных стеллажа, где ютились статуэтки собак и книги о них. Сейфы для очень секретных вещей: коньяка и нарезанного лимона. Наверное. Но самое главное было не в ноутбуках, не на полках и не в сейфах. Сокровища подполковника заняли пол стены между двух окон и еще часть противоположной. На одной висели всякие грамоты, благодарности и сертификаты об окончании каких–то престижных районных соревнований. Несколько из них были не на нашем языке – этими–то офицер гордился больше, чем остальными. "Вот! – кричала грамота. – Мейд ин Польша, мать вашу! Ин ПОЛЬША! А чего добился ты?!"

А я всего–на–всего бывал в Италии, Нидерландах, Германии, Ливане, Тайване, Молдавии, Турции и… Польше. Да, в Польше тоже был. Так что стена не впечатляла.

Другая стена была поинтересней: три больших темных полотна, на которые приклеили различные шевроны с кинологических подразделений, включая зарубежные. Даже американские имелись. Полис боди гард офисер… М–да, звучало.

– Садись, – прохрипел подполковник, указав на стул у стены с шевронами. Он сложил руки как в молитве и начал выдавливать из себя слова: – Я – начальник цикла кинологических дисциплин подполковник Орел Данила Иванович. Вас прислали сюда с администрации. Если честно, я не совсем понимаю, почему они так поступили и что вы здесь сможете делать. С кинологией вы не сталкивались?

Я молча покачал головой.

– Что ж, здесь преподают кинологические дисциплины. Вы, в принципе, ветеринар – что-то, а понимаете, но ничего, связанного с кинологией вам в университете не читали, верно?

Я кивнул.

Орел Данила Иванович протяжно хмыкнул, откинулся на спинку и посмотрел в окно. Видно, я его сильно утомлял.

– В вашем университете хоть читали военные дисциплины?

– Так… – ответил я неопределенным жестом, – поверхностно.

– Хм…

Начальник цикла задумался. Я в это время разглядывал каждую из заточенных в рамках грамот. Интересно, они хорошо горят?..

– Что с вами делать, лейтенант Домс?

– Я планирую уволиться, товарищ подполковник.

Его глаза немного вылезли с колодцев.

– Зачем тогда подписали контракт? – спросил он.

– Потому что причина, по которой я мог не подписывать его, оказалась недоступной в особенный период. Понимаете, моя жена и дочь – гражданки Бельгии, и они не могут находиться на территории нашей страны постоянно. Я говорил это в администрации, но они утверждали, что согласно обстановке, данные семейные обстоятельства утратили свою силу. Когда особенный период закончится – я сразу же увольняюсь.

Загрузил я бедную подполковничью голову знатно: его брови сдвинулись чуть ли не на переносицу и грозились там и остаться.

Я почесал щеку и продолжил:

– А здесь оказался из–за того, что – как бы это странно не звучало – не ем мяса больше двух лет.

Данил Иванович гоготнул тихо и закатил глаза. "На тебе, он еще и мяса не жрет" – отпечаталось на его лице. "Подсунули мне мормона какого-то".

– Не ешь мяса? И жена тоже?

– Да. И дочь. Мы все не едим. Просто я в администрации уточнил, что если меня поставят на должность начальника лаборатории, то из–за моих убеждений вся армия перейдет на сельдерей и петрушку. Солдаты попросту подохнут без тушенки. И один из начальников предложил должность преподавателя в этом центре. И вот я здесь.

– И вот ты здесь… – подполковник покачал головой вперед-назад, переваривая информацию.

В окно залетели солнечные лучи: пробились сквозь тучи, сумели прорезать их плотную ткань и озарить трон бывалого военного офицера. "Давай я тебя подкреплю витамином Д, мой хороший" – говорило солнце.