О медленности

Эстетика медленного, предложенная Виолой, сначала кажется инверсией конвенциональной интерпретации Вагнера, кажется, что современность (в этой новой концепции) вообще не освобождалась от власти мифа, а настоящее всегда повторяет внеисторические архетипы, существовавшие в человеческой душе задолго до появления исторического, хронологического времени. Вместе с тем такой подход предполагает, что мир движется не к разрушению и апокалипсису, а к трансцендентной утопии, духовному очищению и преображению. Если в «Последнем восстании» сочетание вагнеровских лейтмотивов и замедленного видеоизображения выражает нависшую над современной цивилизацией угрозу неминуемого разрушения, то у Виолы медленность призвана обнаружить, продемонстрировать и подчеркнуть излучаемый музыкальной драмой Вагнера спасительный свет, ее обещание помочь нам подняться над самими собой, воспротивиться мучительной тяжести жизни и вернуться – вознестись – к вечному бытию.

И все же, невзирая на принципиальные различия, трудно не заметить и черты сходства. И Виола, и арт-группа AES+F не используют эстетику медленного для исследования неоднородного, непредсказуемого и открытого пространственно-временного континуума, но напрямую соотносят ее с мифическим, антиисторическим, неумолимым характером вагнеровской музыки, со стремлением композитора уничтожить историзм и добиться статичности, безболезненно заменить время пространством. Что бы ни служило предметом изображения: крушение современной культуры или спасительная сила самоотверженной любви, – оба проекта находят в медленности квазиестественную примету неизбежности, линейности судьбы, притягательности или жестокости мифа, тогда как истинный вызов состоял бы в том, чтобы исследовать трудные для понимания модальности эстетического опыта, открывающие разум и чувства навстречу настоящему со всеми его противоречивыми временами, воспоминаниями и ожиданиями.

Несмотря на все формальные и смысловые различия, обе видеоработы прибегают к медленности как к средству, позволяющему посмотреть на искусство как на современную разновидность религии: сферу, где наблюдение оборачивается соблюдением ритуала; место паломничества, где на кону стоит духовное будущее человечества – вечные смыслы и сама идея человечности; место, куда зрителей приводит потребность в ресакрализации мира или желание скорбеть над фундаментальным отсутствием чего бы то ни было сакрального. Терри Смит пишет, что стремление переосмыслить современное искусство как религию имеет долгую историю и не является чем-то удивительным:

В культурологическом дискурсе принято считать, что в современном обществе искусство – наряду со спортом – заняло место организованной религии. Представление о музее как о храме насаждалось веками – особенно преуспели в этом художественные музеи[207].

Однако хотя современное искусство (инсталляции) в творчестве группы AES+F и Билла Виолы транслирует волю к спасению, стремясь заново населить мир богами и вернуть в него вечное духовное начало, оно при этом удивительным образом отрицает собственную современность. В «Последнем восстании» и «Проекте Тристан» нарочитая медленность и мощь мифологических ассоциаций вагнеровской музыки направлены на преодоление временно́го многообразия, сведение его к единственному авторитарному нарративу. Медленность здесь подразумевает упразднение дихотомии неповторимого и воспроизводимого, составляющей, по мнению Гройса, самую суть современного. Такая эстетика медленного, реализуемая в условиях оживленного круговорота современного арт-рынка, стремится выключить нас из времени и, следовательно, подорвать самые основы эстетического восприятия – вместо того чтобы подталкивать к бесстрашному и прямому взгляду на «расколдованное», хаотическое сосуществование противоречивых времен.

4