О медленности

Как правило, в фотопроектах Масуямы левый и правый края изображения заняты видами плоских территорий больших городов, приспособленных для обслуживания крупных континентальных и трансконтинентальных рейсов. Таким образом, в буквальном смысле горы не составляют ни начала, ни конца этих огромных горизонтальных лайтбоксов. Однако из‐за предельной «горизонтальности» изображения и причудливо изогнутого горизонта, увиденного с большой высоты, протяженные горные цепи на таких фотографиях, как «Кругосветное путешествие», «Полет над Монбланом» или «Полет над Гималаями», структурируют и вместе с тем оживляют окружающую среду, притягивая к себе первостепенное внимание зрителя, заставляя подходить поближе и изучать снимок во всех подробностях. Если (при взгляде с того ракурса, который занимает камера Масуямы) низменностям и океанам почти нечем привлечь к себе внимание наблюдателя, то вертикальность гор, напротив, структурирует визуальное поле и служит ориентиром. Впрочем, было бы заблуждением видеть в непреклонной вертикальности гор признак их незыблемости и грандиозного уничтожения времени – полной победы над ним пространства. Напротив, в своих лайтбоксах, снятых из окна самолета, Масуяма – равно как и путешественники, ученые и альпинисты XIX века – изображает внушительные горные ландшафты как полные жизни тексты, повествующие о величественном становлении, как динамические архивы, вмещающие множество длящихся историй. Но реализовать свое стремление визуализировать глубокое время геологических образований фотографу удается не столько за счет соединения сотен отдельных снимков (и, соответственно, моментов времени) в пределах одного изображения, сколько благодаря быстрому движению самолета, запускающему перцептивное воздействие такого явления, как параллакс, с его удивительной возможностью определять пространство как динамическое взаимодействие субъекта и объекта, феноменального и материального, духа и материи.

Вспомним, что параллакс – это видимое смещение или изменение объекта, вызванное изменением положения наблюдателя в пространстве. Параллакс, обусловленный разными осями наблюдения, играет решающую роль в определении удаленности наблюдаемой точки; причем объекты, находящиеся в непосредственной близости от наблюдателя, имеют больший параллакс, чем объекты удаленные, то есть незначительное изменение позиции наблюдателя влечет за собой разительную перемену облике близлежащих объектов и почти нулевую – во внешнем виде объектов отдаленных, таких как, например, далекие звезды или звездные системы. В нашем постэйнштейновском и постгейзенберговском мире визуальный параллакс часто служит важным критерием взаимной соотнесенности наблюдателя и объекта наблюдения, перцептивного отношения и научного факта – наличности субъекта в мире объекта, равно как и субъективной соотнесенности объекта с меняющейся позицией субъекта. В одной из своих недавних книг Славой Жижек пишет:

Философский поворот, который здесь, конечно же, должен быть добавлен, состоит в том, что наблюдаемое различие не является просто «субъективным» вследствие того, что один и тот же объект, находящийся «где-то рядом», наблюдается из двух различных мест или точек зрения. Скорее, как выразился бы Гегель, субъект и объект внутренне «опосредованы», так что «эпистемологическое» изменение точки зрения субъекта всегда отражает «онтологическое» изменение в самом объекте. Или, говоря лакановским языком, взгляд субъекта всегда уже вписан в сам воспринимаемый объект в виде его «мертвой точки», т. е. того, что «в объекте превышает его самого»; точки, из которой сам объект возвращает взгляд. «Находится эта картина, конечно, в моем глазу. А я – я нахожусь в картине» […][92]