О медленности

Оказавшись в эпицентре головокружительных бурь истории, беньяминовский ангел (ил. 1.4 на с. 48) не может сложить крылья: чтобы уберечь настоящее и прошлое от силы забвения, он поддался другой силе, подталкивающей его в будущее. Эта сила позволила ему замедлить темп, то есть отвергнуть и нарушить дьявольскую логику современного прогресса, и в то же время сохранить память обо всем позабытом и вытесненном с тем, чтобы по-новому организовать человеческие взаимоотношения в будущем. Герои Тыквера, как правило, равнодушны к идеям всеобщего спасения и социальных преобразований. И все же фигуры тыкверовских протагонистов, запечатленных в полете ускоренной съемкой, своими очертаниями напоминают беньяминовского ангела. Цель их прыжков, падений и полетов заключается не только в бегстве от своих несчастий, но и, как у ангела истории и технологии ускоренной съемки, в желании преодолеть скорость, причем сделать это при помощи ее самой, вырваться за пределы концепции линейного исторического времени, обрести смысл жизни, найти временное пристанище среди непрерывных процессов смещения и сжатия пространства, при этом активно их используя.

Таким образом, снятые ускоренной съемкой сцены свободного падения в фильмах Тыквера указывают на то, что было и остается в основе модерного проекта: перспективу неопределенности и случайности. Эти эпизоды заставляют героев (равно как и зрителей) эстетически переживать настоящее как территорию разнообразия, упраздняющую прямую связь между действием и желаемым результатом, между целенаправленным движением и ожидаемым пунктом назначения. Они призывают нас к сомнению и замедлению, к тому, чтобы, подобно бегуну Боччони, взглянуть на течение времени как на пространство возможного и виртуального, пространство амбивалентного, многообразного и непредсказуемого движения, в котором рождается будущее.

Поэтому было бы неверно считать тыкверовские образы свободного падения простыми упражнениями в индивидуальном стиле, равно как и подражанием современному остросюжетному кино, сочетающему рапид с лихорадочным монтажом для изображения триумфа личности, способной управлять временем. Используя ускоренную съемку в сценах свободного падения, Тыквер стремится передать внутреннюю эстетическую логику сцены и ее концептуальное значение. Его цель – создать такой мир, в котором можно миметически и без всяких усилий превращать скорость современной жизни в источник спокойного сопереживания событиям прошлого или беззаботного путешествия в будущее.

Кино понимается Тыквером как оптическая система, которая не только позволяет смотреть на мир иначе, но и реорганизует пространство мыслимого и возможного. Речь идет о том, чтобы исследовать возможности эстетического опыта как своеобразного кривого зеркала, в котором – при всей неопределенности и нематериальности этого опыта – отражаются требования субъективности и чувственного опыта. Таким образом, эффект замедленной съемки у Тыквера не связан с идеей героической самодетерминации протагониста или стремлением ошеломить зрителя; вместо этого он предлагает им обоим (и зрителю, и герою) проект такого мира, в котором стало бы возможным поручить себя тем силам, что не поддаются нашему контролю, и существование, в котором приобретало бы игровую, безопасную форму. Ускоренная съемка отвоевывает у логики прогресса и движения (претендующей на собственную исключительность) право на иное понимание времени и пространства и рисует альтернативные и подвижные картины будущего, позволяющие переосмыслить восприятие, аффекты и поступки без оглядки на устаревшую идею абсолютной и суверенной субъективности.

6

Но как понимать тыкверовские образы общности – на первый взгляд, весьма рискованные? Стоит ли видеть в них репрезентацию толпы, которой управляют законы и логика повторения прискорбного прошлого, блокирующие потенциальные сценарии будущего?