О моей жизни

Ища предлог, под которым я мог бы получать прибыль из доходов приходского священника, он попросил владельца замка, на которого он, как один из его приближённых, имел более чем достаточное влияние, вызвать меня и назначить каноником в местность, где священник был отстранён от служения как недостойный. Ибо, вопреки всем церковным законам и правилам он с позволения епископа занимал должность аббата и, не подчиняясь законам сам, требовал этого от остальных[146]. В то время не только женитьба трактовалась как серьёзное преступление для представителей нижних санов[147] и каноников, но также считалось правонарушением приобретение церковных должностей[148], подразумевающих получение пастырского дохода, например, пребенды, а также должностей регента хора, настоятеля собора и так далее, не говоря уж о более высоких должностях.

Итак, женатый священник, не пожелавший разводиться с женой ценой отказа от должности, по крайней мере был лишён права служить мессу. Поскольку он считал божественные таинства менее важными, чем его собственное тело, то был справедливо подвергнут наказанию, которого он надеялся избежать, отказавшись чем-то пожертвовать. И так, будучи лишён своей канонии и более не связанный никакими ограничениями, он начал свободно служить мессу, оставаясь женатым. Тогда пошёл слух, что во время службы он ежедневно повторял отлучение от церкви моей матери и её семейства. Моя мать, всегда трепетно относившаяся к религиозным вопросам, испугавшись наказания за свои грехи и, соответственно, совершения какого-либо проступка, после этого отказалась от нечестно полученной пребенды и, ожидая смерти какого-нибудь священника, договорилась с владельцем замка о другом вознаграждении для меня. Так «мы бежим от оружия железного и падаем от стрелы медной»[149], ибо пожалование чего-либо в ожидании чужой смерти есть ни что иное как ежедневное побуждение к убийству[150].

Господи Боже, в тот раз я был окутан теми дьявольскими надеждами и ни коим образом не ожидал твоих даров, которых ещё не научился отличать. Та женщина, Твоя слуга, ещё не понимала, какую именно надежду она должна была получить от моего пребывания в Тебе и не знала, какие блага я уже получил от Тебя. Некоторое время она еще стремилась получить для меня те мирские блага, которые ране выбрала для себя, действительно полагая, что я захочу их. Позже, после осознания опасности собственной души, отяготив многочисленные потайные уголки своего сердца печалями прошлой жизни, она решила, что было бы худшим безумием делать для другого то, что она презирала сама, как если бы она сказала: «Что ненавистно тебе самому, того не делай никому»[151], и если уж она перестала добиваться чего-то для себя, то она решила, что грешно желать этого кому-то ещё, как если бы она хотела навредить этим. Далеко не таков обычай многих из тех, кого мы видим в явной нищете отвергающих свою собственную выгоду, но так страстно пекущихся об успехе других, не только членов своей семьи, что уже плохо, но и тех, кто не связан с ними, что ещё хуже.

Глава 8

Говоря о наших временах, я хотел бы немного углубиться в состояние религиозной жизни и случаи обращения к ней, свидетелем которых я был; следовательно, сейчас самое время обсудить эти и некоторые другие случаи как поучительные примеры обращения к добру. У нас есть много письменных свидетельств широкого распространения монашеского жизненного пути в древние времена. Не скажу о других странах, но известно, что при некоторых королях Франции уставы этих общин применялись разными людьми в различных местах, и в некоторых из них собиралось вместе такое огромное количество людей, живущих благочестивой жизнью, что мы удивляемся, как тесные кельи тех мест могли вместить такие толпы. Среди них были такие, которым сильно вредила высокая степень их влиятельности; некоторые монастыри, в которых ревность братии ослабевала, часто вырастали до огромных размеров из-за своей популярности, как это однажды случилось с Люксёем[152] в Галлии[153] и некоторыми другими монастырями в Нейстрии[154], которая сейчас называется Нормандией. Но поскольку, как верно сказал поэт, «великому не дано стоять долго»[155], и, что ещё более верно, когда мир попадает в оковы греха, любовь к праведному жизненному пути охладевает[156], так некоторые церкви по прошествии времени теряли материальное благополучие. Поэтому, когда основой жизни был собственный ручной труд, мало кто становился монахом.