О моей жизни

О Боже, я благодарю Тебя за то, что мои детские желания совершенно угасли, и что меня более не манило никакое мирское звание. Ты тогда покарал меня, и поверг наземь, Отче, Боже, Обуздатель моих желаний и сует, и вернул к раздумьям, связав так, что мой блуждающий разум не мог сбежать, но мог бы в своей глубинной сущности лишь тосковать по смирению и сердечной искренности. Тогда я впервые начал искать, о Господи, того благочестивого уединения разума, в котором Ты имеешь обыкновение пребывать, чтобы приблизиться к Царице Небесной, Марии, Матери Божией, моей единственной утешительнице в любой нужде, и обратить на неё всеобъемлющую любовь моего внутреннего пыла. Я от всего сердца желал оставаться сдержанным; я всецело опасался высокого звания и пустой оболочки всемирно известного имени. Тогда благодаря сладостному аромату Твоей близкой дружбы я впервые познал истинное значение искренности желания, его чистоты, несгибаемой решимости всегда оставаться скромным. Что сказать, о Господи, о мимолётной сущности того рая, о краткости периода спокойствия, о том, как недолог и изменчив вкус той сладости?

За несколько месяцев я едва ли познал предвкушение такого счастья, и Твой добрый дух, который вёл меня в землю правды[256], едва успел поселиться в моём просветлённом разуме, как внезапно Тебе захотелось сказать: «Когда ты хотел этого, я не хотел. Теперь ты не хочешь этого и тебе неприятно это. Ты должен получить это, хочешь ты этого или нет», — и моё избрание состоялось усилиями далёких от меня людей, которые совершенно ничего не знали обо мне[257]. Но что за выбор они сделали! По правде говоря, я должен признаться, что считал себя отличающимся от остальных, с тех пор как по Твоему свидетельству, о Боже, все, кто мешал мне, стали считать меня более низким, наихудшим из всех. Фрагментарные проявления учёности, говоря их словами, и некоторая образованность, которой я добился, ослепила моих выборщиков и сделала их близорукими. Милостивый Боже, что бы они сказали, если бы узрели мою внутреннюю сущность? Что бы они подумали, если бы знали, каким главой я буду? Ты, кто по своей непостижимой мудрости предопределил это, знаешь, как я презираю себя, как ненавижу быть первым среди лучших и более достойных мужей, в то время как мне следовало бы быть последним. Ты, испытующий сердца и утробы[258], знаешь, что я никоим образом не домогался этого; скорее, я хотел быть презираемым и позорно отвергнутым и всем сердцем молился Тебе, чтобы быть освобождённым от этой участи, так как не мог взвалить на себя тяжкое бремя, которого я боялся сверх меры, но по своей слабости нуждался в подтверждении собственной несостоятельности.

От тебя не укрылось, мой Бог, как рассердилась и расстроилась моя мать, узнав о моём возвышении. Что казалось другим честью, то было для неё нестерпимой печалью. Она не желала мне такого жребия, ибо боялась, что может пагубно сказаться поверхностность моего образования, главным образом, из-за того, что я был совершенно несведущ в юридических вопросах, которые никогда не пытался изучать, уделяя внимание одной лишь грамматике. Но всё же и она, и почти все близко знавшие меня люди в один голос предрекали, что я недолго останусь без повышения. О Господи, Тебе ведомо, каким внутренним зрением она предвидела удачи и беды, которые выпали бы мне в случае продвижения по службе. Они и сейчас со мной происходят, и они не скрыты ни от меня, ни от других. В многочисленных снах, в которых фигурировал я и другие люди, она заранее видела то, что случится много позже, и кое-что из этого, я вижу, действительно происходит или уже произошло, а другое, я полагаю, точно случится. Но об этом я намеренно не хочу ничего говорить.

О Господи, с какой предусмотрительностью он убеждала меня выбросить из головы мирские соблазны, уверенно предрекая несчастья от выпавшего мне шанса, требовала от меня остерегаться юношеского непостоянства и обуздывать разум, блуждающий в лабиринтах мыслей. Она рассуждала об этих вещах словно красноречивый епископ, а не малообразованная женщина, каковой она являлась.

Итак, монастырь, в котором меня избрали настоятелем, назывался Ножан и лежал так близко к границе Ланской епархии, что протекавшая неподалёку река Элетт, небольшая и местами запруженная, являлась рубежом между нашей провинцией и Суассоном. Я планирую рассказать о его истории, если Господь даст мне силы.

Глава 20

Как я уже говорил, прежде чем отправиться в Ножан, я подвизался в монастыре Фли под покровительством Бога-Отца и святого Жермера, основателя этой обители, так что позвольте мне упомянуть несколько достопамятных событий, о которых я слышал или сам видел.