— Точно, — подтвердила София, сходя с крыльца и следуя за Юриком и своим мужем. — Только добавьте к корнфлексу апельсиновый сок, кофе и что-нибудь «поджаренное».
Надя засмеялась, прикрыв рот рукой, и взглянула на Оуэна.
— Вы идете?
При звуке ее голоса он повернулся к Наде: эта изящная фигурка, искрящиеся смешинками черные глаза… Боже, до чего она хороша! Его ночные фантазии не шли ни в какое сравнение с реальностью.
— Я рад следовать за тобой, — очень тихо сказал он.
Начали игру самые маленькие, одержимые желанием стать победителями, но силенок у них явно не хватало. Ребятишки постарше окружили качавшуюся пинату и подбадривали пятилетнего Золли. Мамаши своими возгласами тоже помогали ему, а отцы спорили о том, кто из их сыновей разобьет пинату. По призыву Софии, которая энергично колотила по металлической балке, заменявшей колокол, около пинаты собрались все Кондратовичи от мала до велика. Оуэн наклонился к Наде и вполголоса прошептал:
— Ты уверена, что здесь все?
Она оглядела улыбавшихся детей, мужчин и женщин.
— Конечно. Ты думаешь, мы могли бы начать в отсутствие хотя бы одного из Кондратовичей?
— Я и не сомневался, — сказал Оуэн. — Просто мне было любопытно, что ты ответишь.
Он придвинулся ближе к Наде. Любуясь ее кудрями, он все больше терял голову. Ему хотелось развязать стягивавшую их ленту, хотелось запустить пальцы в густые шелковистые локоны, уткнуться в них носом и вдыхать неповторимый, дразнящий аромат.
Надя расплылась в радостной улыбке, когда пришла очередь очаровательной, черноволосой девчушки.
— Да, здесь вся наша многочисленная семья, — сказала Надя. — Когда ты постоянно в ее окружении, всегда можно определить, кто отсутствует.
— И вы никогда не теряли своих маленьких? — спросил Оуэн и тут же болезненно сморщился, увидев, что девчушка промахнулась и заехала не по ослику, а по плечу стоявшего рядом Юрика. Великан засмеялся и подхватил на руки растерявшуюся кроху. Ее место занял темноглазый мальчуган с упрямо сжатыми губами.
— Это мой брат Микол. Он всегда прячется где-нибудь в укромном уголке. — Надя кивнула в сторону юноши, который был одет в белую футболку и джинсы.
— Откуда у него такая привычка?
— Никто не может понять. Однажды он играл с нами и вдруг пропал куда-то. Знаешь такую детскую игру — в прятки?
— Конечно. Здесь ее называют «води и ищи».
В этот момент другой мальчик взялся за палку. Последний удар по ослику был явно не за горами.
— Ну вот, еще один, — сказала Надя, наблюдая за братом с любовью и затаенной грустью. — У Микола настоящее цыганское сердце.
Оуэн в замешательстве оглядел присутствующих.
— Мне казалось, вы все цыгане.
— Да, — произнесла Надя с гордостью. — Но Микол особенный. Еще маленьким он исчезал из табора, а к пятнадцати годам совершил уже множество побегов. Когда ему исполнилось шестнадцать, он решил идти собственной дорогой и надолго покинул нас, словно провалился. И только тогда, когда мы собрались в Америку, внезапно объявился.
Разве родители не могли остановить его?
— Это так же трудно, как остановить ветер. Микол сам по себе. Да и у каждого из нас своя судьба.
Итак, игра подходила к кульминации. Все были возбуждены. Мальчики постарше получили наконец возможность попытать счастья и испробовать свою силу. Оуэн не заметил, как легкая грусть затуманила черные глаза Нади. Его пальцы нежно коснулись ее волос, блестящих и отливавших металлом на солнце. Они были мягче, чем он предполагал. Глухим от волнения голосом Оуэн прошептал:
— А чем ты занимаешься, Надя?
— У меня много дел. Главное — музыка, а потом забота о близких.
Когда она посмотрела на Оуэна, ему показалось, что ее огромные, глубокие, как омуты, глаза подернулись влагой.
— И всякой прочей чепухой, — добавила Надя после паузы.
Внезапно в очах ее вспыхнул восторг — игрушка лопнула. Кому-то все же удалось нанести последний удар по пинате, и конфеты в ярких фантиках, маленькие мишки, слонята, гномы и прочие радости дождем посыпались на землю. Взрослые с улыбками наблюдали за детьми, которые, как стайка воробьев, расхватывали сладости.
Хм, подумал Оуэн, она сказала — чепухой. Что же это значит?
Надя наклонилась, подобрала горстку конфет и пластиковые бусы, а затем вручила все это трехлетней племяннице, которая никак не могла пробиться к угощению сквозь гурьбу мальчишек. Надя показала ей на другие сокровища, которые, незамеченные, лежали неподалеку от пинаты, и девчушка поспешила к ним вперевалку, словно утенок.
Оуэн взглянул на Надю, потом на девочку, которая торопливо рассовывала по карманам гостинцы, и про себя усмехнулся: если для нее чепуха забота о детях, то он сам не кто иной, как Джек-Потрошитель. На лице у него заиграла лукавая улыбка.
— Неужели можно считать чепухой помощь ребенку? Стыдно, Надя.
— Я не говорила об этом.
— Тогда о чем-то плохом. Так?
— Так, — покраснела Надя.
Оуэн не сдержался и захохотал.
— Ты не можешь быть плохой. Вряд ли кто-то наберется наглости обвинить тебя в этом.