Помнится, что родители и Кока жили в большом беспокойстве. Все было не прочно и работа и заботы о продаже вещей и обмене всего, что можно на продукты. Прочен был страх перед будущим, где подобные нам были и «бывшими» и «лишенцами».
Закрывались и ломались церкви, разгонялись монастыри, по городу ходили монашенки и монахи в поисках угла подешевле. Многие из них разошлись по деревням, потому что горожане боялись пустить их, чтоб не прослыть сочувствующими «служителям культа».
Папа наш был слишком мягок и добр, чтоб отказать и мы пустили в одну из полуразрушенных комнат двух монашенок. Они жили у нас много лет, занимались стежкой ватных одеял и тем кормились. О них речь впереди. Сейчас хочу рассказать о первой своей школе и об учительнице Елизавете Павловне Альбицкой.
В год 1918-й, когда пришла мне пора учиться, гимназию закрыли. Основали общие советские школы первой и второй ступени. Первая ступень с 1-го по 4-й класс, вторая — с 5-го по 9-й. Преподавали там те же учителя, что в женской гимназии и реальном училище (для мальчиков), но некоторые родители оказали недоверие новым школам. Смущало и советское обучение, и отмена Закона Божия, и буквы «ять» и проч. Сохранившие кое-какие средства нанимали учителей частным образом, а Елизавета Павловна открыла школу во флигеле своего дома.
Ученики были с первого по 4-й класс, всего человек 20−25. Занимались все одновременно. Учительница она была прекрасная и человек необыкновенный. День начинался с молитвы, которую читал дежурный (как в старых школах). Дальше она тихо объясняла, что полагается одной группе детей, остальные занимались самостоятельно. Часто старшие занимались с младшими и делали это не только охотно, но почитали такое поручение за честь. Первый и второй классы отпускали раньше, и тогда на просторе она занималась со старшими детьми. Дисциплина была отличная, успеваемость хорошая.
Детей своих у нее не было, и нас всех она любила. Встречала как родных, смотрела, хорошо ли мы оделись, уходя домой. Рассказывала нам свои семейные радости и горести, и даже сны. Однажды мы все-таки расшумелись и сразу ее послушались. Бедная наша Елизавета Павловна расплакалась от обиды, а мы почувствовали себя виноватыми и тоже все плакали, и просили у нее прощения. Каким-то чудом этот человек умел владеть детскими душами, но при всей мягкости обращения она «заставляла» слушаться.
Я попала в эту школу сразу во 2-й класс, потому что к восьми годам дома выучилась читать и писать. Следом за мной поступили туда мои братья: сначала Леня, потом Коля и Митя, которых за первый класс я готовила дома по ее указаниям. Занимались мы с ними ежедневно, они были учениками очень прилежными и в школу пошли тоже сразу во второй класс.
Я к этому времени окончила 4-й класс и перешла в другую частную школу, где все предметы преподавала своим десяти ученицам бывшая начальница женской гимназии Маргарита Ивановна Попова. У нее был 6-й класс, все девочки были старше меня, но я хорошо училась, и меня приняли. Папа очень хотел, чтобы я поучилась у нее хотя бы немного. Видимо брали за учебу недорого, иначе наши родители не смогли бы это осилить.
Дети дяди Кости — Лева и Шурик Гладковы — учились в начальных классах дома, к ним ходили учителя. Школа Маргариты Ивановны просуществовала меньше года. Частные школы в 1921 г. были запрещены и мы все поступили в советскую школу.
Надо сказать, что школы в нашем городе были очень хорошие. Учителя преподавали те же, что были недавно в реальном училище и в женской гимназии.
За эти годы пронеслась по стране, как буря, гражданская война. Белые, красные и зеленые армии уничтожали друг друга, а ведь все они были русские люди, разделенные лишь разными взглядами на жизнь. Одни защищали новое, грядущее, должное быть справедливым, общество, основанное на равенстве всех людей. Другие не верили в возможность такого общества, они не хотели расстаться с положением привилегированного класса с богатством (не хотели поступиться ничем и потеряли все). Но сильные страсти и кровавые, жестокие сражения миновали наш город. Несколько человек муромских были белогвардейцами, о чем я узнала впоследствии, но среди наших родственников никто в политической борьбе не участвовал.
Жил город натуральным хозяйством. Во многих домах, особенно где были большие семьи, держали коров кур были сады, огороды. У нас тоже была корова и куры, и в-о-л-шеб-н-а-я яблоня в саду. Она плодоносила каждый год и было на ней яблок очень много. Было несколько кустов смородины и терновника. Подросли было еще 5 яблонь, но в первый год, когда на них появились яблоки, пробрались к нам в сад козы и за одно утро обгрызли с них кору. Яблони пришлось срубить — мама о них плакала.
По каждой улице города гоняли в поле стадо, прямо как в деревне!
Год 1985. Мне 74 года. Долго я не могла заставить себя продолжать эти записки. Дальше было очень тяжелое для нашей семьи время, но… что делать?