О началах, истоках, достоинствах, делах рыцарских и внутренних славного народа литовского, жмудского и русского, доселе никогда никем не исследованна

А Стефан, воевода волошский, имея на Альбрихтово предприятие, к чему бы все стягивалось, внимательный глаз, быстро увидел, что не к Каменцу идет, где была ближайшая и простейшая дорога к Килии и Белогроду, замкам турецким, а на Покутье тянется. Начал он тем более быть более осторожным и послал трех благородных господ волошских [366v] к королю, узнавая, по– приятельски либо по-неприятельски тянулся в Волохию, что если бы на Турцию хотел войну вести, тогда это мог прямой дорогой идти, до границ турецких прийти, обещая войскам его польским и литовским еду давать и сам своим людом сразу же к помощи прибыл, когда все равно на турецких границах положился. А если бы хотел король против него войну невинно начать, тогда будет стараться о том, чтобы король пожаловался, когда на Стефана меч поднимет. Тем посольством надменным король был оскорблен, и, послов тех вопреки закону человеческому взяв в плен, во Львов под стражей отослал, и сам, не ожидая ни войск литовских, ни пруссов, ни мазуров, вошел по-неприятельски в Волохию, где Сучаву[278], столичный замок, с четырех сторон осадил, и мощно стволами стены разоряя, добывал, надеясь, что волоши, раздосадовавшись суровым и тиранским правлением Стефана, к нему должны были пристать. Но в этом он ошибся, ибо хоть восемьдесят тысяч люда рыцарского коронного было, не считая возниц, поваров и других помощных людей, которых сорок тысяч было, ибо и возов с едой тридцать тысяч было в лагере. Волоши мужественно оборонялись и где наши дыры днем, выбили, то они в ночь гноем, деревом, камнями заделывали. Таким образом, когда наши долго около Сучавы время проводили, Стефан собрав также войска своих волохов, из Турции, Мультании и Чаклов. Хоть явно он с ними в поле не строился, [367], но наших регулярно из углов мучил, особенно непорядочно за едой, попойками били их везде и имели, убивали. Потому шляхта кричала, дабы их король к домам пустил, видя, что им отовсюду великая нищета пригревала. Более того, ни литовцы, ни мазуры не пришли на помощь. Еще мастер прусский, Тифемус, больной[279] во Львове лежал и там умер. А Стефан все дороги говорил позарубывать, и осадить, дабы нам ни еда, ни помощь прибыть не могла. А поляки тоже глупыми в своей обычной беспечности были потому, что себе дороги, которыми пришли, не укрепили. А послы приехали от Владислава, короля венгерского и чешского к брату, королю Альбрихту, прося его, дабы любовно с воеводой волошским Стефаном поступал, дабы он с отчаяния к туркам за помощью не подался. Позволил тогда король Альбрихт легко на соглашение, когда и сам феброй заболел и ущерб, неожиданно в своем войске плохие делам увидел. Но когда об условиях обоюдного мира договориться не могли, перемирии решили взять до времени, в которое бы говорили об утверждении мира. Тогда осаду Сучавы наши прекратили и король тоже послал к Александру, брату, великому князю литовскому, у Брацлава лежащему, дабы уже с войском литовским далее не трудился. После этого вывод и возращение из Волохии в Польшу на определенный день были в войске согласованы и назначены. [367v]

О поражении поляков и мазуров от волохов на Буковине и о погроме примерно нескольких тысяч литовцев над Днестром