О науке без звериной серьёзности

Этап первый. Технология рождается в Древнем мире. Я сейчас, например, говорю про дамасскую сталь, которую ковали предшественники сирийских боевиков в далёком Средневековье. Современные учёные нашли в ней углеродистые наноструктуры, напоминающие те, что сейчас проходят под биркой «инновационное производство».

Этап второй. В воду брошен первый камень. На дворе 1959 год. Будущий нобелевский лауреат по физике Ричард Фейнман читает лекцию под названием «Там внизу ещё полным-полно места» (кусочек этой фразы я использовал в предисловии – вы же заметили?). В своей лекции учёный рассказывает о перспективах создания роботов, способных манипулировать отдельными атомами. Правда, в те годы мало кто обратил внимание на это выступление, благо были дела поважнее – атомную бомбу доработать, в космос ракету запустить и т. д.

Этап третий. Ручеёк общественного интереса превращается в бурную реку. Само слово «нанотехнологии» появилось лишь в 1974 году, а привлекательность у западной публики оно начало обретать в 80-х, благодаря инженеру и популяризатору Эрику Дрекслеру с его книгой «Машины созидания: Грядущая эра нанотехнологий».

Слагаемые успеха:

– уникальное название (правда, до сих пор нет чётких границ, где «нано-», а где нет);

– обещание нового мира: лечение болезней, прочные и лёгкие материалы, революция в транспорте, строительстве, коммуникациях и прочих областях;

– призрачная угроза того, что весь мир превратится в «серую слизь», если нанороботы выйдут из-под контроля и начнут делать таких же роботов из всей окружающей материи.

Этап четвёртый. Волна доходит до российской публики. В 90-х научные журналисты наперебой рассказывают о том, как мы счастливо будем жить, когда засунем приставку «нано-» во всё, что можно. Публика внимает и слегка восторгается. «Нано» становится модным, производители лепят это слово повсюду – от цемента до носков.

Этап пятый. Волна доходит до российских властей. 26 апреля 2007 года в послании Федеральному собранию Владимир Путин назвал нанотехнологии одним из наиболее приоритетных направлений развития науки и техники. Вскоре появляется корпорация «Роснанотех», превратившаяся позже в АО «Роснано». Нанотехнологии начинают пропагандироваться на государственном уровне. Среди публики начинает распространяться скепсис, тем более что главным по этому вопросу назначен Анатолий Чубайс. Анекдоты льются рекой:

«Депутат сообщил, что российские нанотехнологии обогнали США и Японию на 10 лет и скрылись в неизвестном направлении.

<…>

На деньги, выделенные на нанотехнологии, было напечатано 10 миллионов плакатов «Слава нанотехнологиям!»

<…>

Левша – первый русский нанотехнолог…

<…>

Только в России додумались назвать процесс отмывания бюджетных денег «нанотехнологией».

<…>

– Папа, а что такое российские нанотехнологии?

– Это когда из бюджета отпускаются миллиарды, а производимые частицы столь малы, что их никто и никогда ни в один микроскоп не увидит».

Этап шестой. Время обманутых ожиданий. Выясняется, что добавка «нано-» не обеспечивает тотального счастья. Всем кажется, что вместо океана оказались лишь небольшие лужи. Таблетка от всех болезней так и не появилась, машины продолжают жрать бензин, а дороги почему-то приходится ремонтировать. Да, и во всём виноват Чубайс.

Таблетка от всех болезней так и не появилась, машины продолжают жрать бензин, а дороги почему-то приходится ремонтировать. Да, и во всём виноват Чубайс.

Этап седьмой. Фантастическая наука превращается в обыденный бизнес. Слово «нано» чаще употребляется не в контексте новейших технологий, а в связи с коммерческими скандалами, дележом собственности, обвинениями в растрате средств. Это, как ни странно, хороший знак – если есть, что делить, значит, идеи учёных могут приносить реальную пользу, конвертируемую в деньги.