О науке без звериной серьёзности

Или представим роботов, которыми человек управляет удалённо – как аватаром из фильма. Они могли бы обследовать больных в Антарктиде, собирать образцы на Марсе, разбирать завалы в шахте. Для этого оператор должен своей кожей, руками, телом чувствовать то же самое, что и машина, которой он управляет.

В конце своей заметки в «Коте Шрёдингера» я представил себе молодого человека из будущего:

«Поздравь меня: купил новый смартфон, у него такая хаптика! Целуешь Машу через экран, а ощущения лучше, чем в жизни».

Не знаю, насколько эта шутка смешная.

Открытые вопросы:

• Когда появятся гаджеты, способные передавать и распознавать осязательные ощущения? Или точнее: когда моя жена сможет погладить нашу кошку Норку, находясь в командировке в Нижнем Новгороде?

• Что изменится в обществе, когда хаптику удастся окончательно подчинить машине? Как это отразится, например, на компьютерных играх или на сексуальных отношениях?

Фальсифицируемость О том, что отличает науку от ненауки

Это слово – «фальсифицируемость» – очень важное, поскольку описывает как минимум два фундаментальных научных понятия. Первое – это когда учёный жульничает. Сразу вспоминаются недавние скандалы с диссертациями, напичканными плагиатом и выдуманными ссылками.

Но есть и второе значение, более сложное. Это про то, чем наука отличается от всякой фигни. Философ Карл Поппер в 20-х годах XX века выдвинул «принцип фальсифицируемости», согласно которому подлинно научным является только такое утверждение, которое может быть в принципе экспериментально опровергнуто.

Допустим, вы говорите, что акулы исключительно хищники. Для того чтобы вас можно было опровергнуть, надо представить ситуацию, что кто-то обнаружит акулу-вегетарианку, которая мирно уплетает водоросли. Если такая ситуация возможна, значит, ваше утверждение научно. А если вы говорите, что акулий жир прочищает чакры и позволяет наладить кармическую связь с розовым единорогом, то это высказывание, может быть, очень прикольное, но никак не научное.

Надо найти акулу-вегетарианку, которая мирно уплетает водоросли.

Или возьмём всё то же человеческое счастье. Допустим, я выдвигаю идею, что это субъективное чувство пропорционально зависит от уровня дохода человека. Эта теория будет неверной – огромные массивы данных о доходах и замеры уровня счастья свидетельствуют о том, что эта зависимость работает не всегда. Но зато она будет научной, поскольку её можно проверить и опровергнуть.

Передам-ка я слово самому Карлу Попперу:

«…Каждая «хорошая» научная теория является некоторым запрещением: она запрещает появление определённых событий. Чем больше теория запрещает, тем она лучше.

Теория, не опровержимая никаким мыслимым событием, является ненаучной. Неопровержимость представляет собой не достоинство теории (как часто думают), а её порок.

Каждая настоящая проверка теории является попыткой её фальсифицировать, то есть опровергнуть. Проверяемость есть фальсифицируемость; при этом существуют степени проверяемости: одни теории более проверяемы, в большей степени опровержимы, чем другие; такие теории подвержены, так сказать, большему риску.

<…>