О нем доложили Сталину

— Диверсионная группа абвера в составе 11 человек, нет — теперь десяти. Командир — лейтенант Кенак Рейхер. Приметы: рост около 190 сантиметров. Фигура богатырская. Так и пиши — богатырская. Лицо, как на плакате «Солдат рейха». Имеет документы прикрытия на капитана Альтшулера Германа Оскаровича, начальника особой команды инженерной разведки штаба Закавказского фронта…»

Петр продолжал перечислять истинные и вымышленные фамилии диверсантов, их приметы. Волкодав торопливо записывал и не уставал повторять: «Вот это да! Вот это бомба!». А когда на лист легло последнее предложение, уже не смог сдержать своего восхищения и воскликнул:

— Ну, ты даешь, парень! Тебя к герою надо представлять!

— Да ладно тебе, ну какой там герой. Тут живу бы быть, а остальное приложится, — смутился Петр.

— Это, конечно, так, — согласился Волкодав и, заметив болезненную гримасу на его лице, спросил:

— Что с тобой? Ты не ранен?

— Нет. Похоже, вывихнул плечо.

— Давай к санинструктору.

— Не могу, надо назад, в их гадюшник.

— Как же ты доберешься?

— Как-нибудь.

— Погоди, так нельзя, мало ли что. Я сейчас сюда санинструктора дерну, — засуетился Волкодав.

— А вот это, Володя, лишнее. Чем меньше обо мне знают, тем надежнее, — положил конец спору Петр. — И еще. Доложи Селивановскому: в Краснодаре у начальника типографии Бойко лежит мой пакет, в нем список агентов, которых абвер забросил в декабре прошлого года и январе нынешнего. Связник пусть ищет меня в Крымской. Штаб группы находится на бывшем консервном заводе. Пароль — «Поклон от Павла Андреевича». Отзыв — «Как он поживает?». Запомнил?

— И запомнил, и запишу! — заверил Волкодав.

— Мне пора. Выведи так, чтобы бойцы не заметили, куда я девался, — попросил Петр и приподнялся с лавки.

Болезненная гримаса исказила его лицо. Волкодав поспешил подставить плечо. Они выбрались из блиндажа и по ходу сообщения дошли до передовой траншеи. Дождь к этому времени прекратился, и впереди проступили колючие заграждения.

Петр глубоко, как перед прыжком в воду, выдохнул, выбрался на бруствер и, оглянувшись, сказал:

— Волкодав, ты должен придушить этих бешеных псов Канариса! Обещай.

— Сделаю. Они не уйдут, — заверил тот и вдогонку спросил: — Тебя-то как зовут?

— Как того царя.

— Царя? Это которого?

— Нормального, — бросил в ответ Петр и пополз к позиции батальона капитана Дика.

Двести метров нейтральной полосы дались ему нелегко. Он взмок, как мышь, когда наконец услышал немецкую речь. Передохнув, Петр собрал остатки сил, одним рывком преодолел последние метры и сполз в окоп. Несмотря на проснувшуюся боль в плече, его душа ликовала — он выполнил еще одно задание советской контрразведки: рано или поздно диверсанты Рейхера будут обезврежены.

Блиндаж Дика, полковой медик, кружка шнапса, опалившего рот, острая боль в вывихнутом плече и снова изумленное лицо Волкодава путались и мешались в сумеречном сознании Петра, а потом он провалился в бездонную яму.

Утром его разбудил Райхдихт. На лице оберлейтенанта гуляла довольная улыбка. Группа Рейхера благополучно прошла вторую контрольную точку у Геленджика и быстро продвигалась к конечной цели — Туапсе. Дальше задерживаться в расположении батальона капитана Дика не имело смысла. И они, наскоро перекусив, выехали в Крымскую.

Солнце еще не успело подняться из-за гор, и водитель давил на газ, чтобы не попасть под бомбежку. Бешеная тряска отзывалась тупой болью в плече, но Петр старался не обращать на нее внимания. На базу в Крымской они добрались без остановок — русская авиация была бессильна перед плотным туманом. Встретил их сам Штайн. Посочувствовав Петру, он тут же забыл о нем. Сейчас его заботило только одно — успех группы Рейхера.

До очередного выхода на связь радиста группы оставались считаные часы. Наступил вечер. Прошел контрольный срок. Истекло время резервного выхода, а эфир безжизненно молчал. На настойчивые вызовы Пантеры, которые радиоцентр посылал всю ночь, Вольф не отвечал. За окном забрезжил унылый мартовский рассвет, и всем, даже сонно клевавшему над ключом передачи радисту, стало ясно — группа Рейхера стало пятой в печальном списке потерь под Туапсе. Но Штайн упорно гнал прочь эту мысль. Он все еще наделся, что такой ас, как Рейхер, не мог провалиться.

Прошло двое суток, а радист Вольф так и не отозвался на вызовы разведцентра. Все это время Штайн не покидал кабинета и жил надеждой, что группа даст о себе знать. Требовательный звонок телефона ударил по напряженным нервам. В Запорожье потеряли терпение — на связь вышел сам Гемприх. Он был немногословен, его интересовали результаты выполнения операции. Штайну докладывать было нечего, он старательно подыскивал слова, чтобы смягчить справедливый гнев, но они застревали в горле.

— Господин подполковник, позавчера группа находилась в районе Геленджика. Связь была устойчивая…

— Где она сейчас? — перебил Гемприх.

— Затрудняюсь ответить. Пока не удается установить связь.

— Почему?

— Не могу знать.