О носах и замках (СИ)

— Ты же говорил, что все расскажешь. Это как-то связано с тем, что мы узнали в шестереночной лавке? Балерина?

Доктор Доу кивнул:

— Речь шла не о танцовщице в пуантах, — сказал он. — Ты помнишь мистера Бэггза?

— Твоего пациента?

Окровавленный человек, явившийся как-то ночью пару лет назад домой к доктору Доу, был одним из тех, кто и состряпал ему недобрую славу.

— Гм. Да, пациента. Мистер Бэггз… как бы это помягче выразиться, — доктор задумался на мгновение, — что ж, помягче никак не выразишься — он был грабителем. С несколькими сообщниками он успешно ограбил почтовый дирижабль, но, как это нередко бывает, его подельники решили поделить его долю между собой.

— Но при чем здесь мистер Бэггз? — удивился Джаспер. — Он ведь в тюрьме Хайд, так?

— Так. Но именно от него я узнал про балерину, — сказал доктор Доу. — Балерина — это инструмент. Инструмент для вскрытия замков в сейфах и несгораемых шкафах. Что-то наподобие сверла и ворота. Отмычка.

— Отмычка? Но при чем здесь какая-то отмычка?

Доктор Доу поглядел на племянника. Он молча поднял брови, предоставляя Джасперу возможность догадаться самому.

— Фиш назвал гремлина своей любимой балериной, — начал мальчик. — Он имел в виду, что гремлин — его любимый инструмент для вскрытия замков?

Натаниэль Доу по-прежнему выжидающе молчал. Племянник продолжал:

— Значит, они готовили… эх… — мальчик перешел на шепот, — они готовили ограбление.

Молчание продолжилось.

— Ограбление… Но кого они хотели ограбить? Или что? Или… ой! Это… этого не может… ты думаешь… — У Джаспера не хватило слов, эмоции захлестнули его. Казалось, он сейчас вот-вот запрыгнет на стул с ногами, после чего галопом понесется на нем по кафе «Кретчлинс».

— Ты все понял, Джаспер, — сказал доктор Доу. — Рад, что мне не пришлось объяснять.

— Я не могу поверить! — все тем же шепотом продолжил племянник. — Они… это они ограбили банк Ригсбергов!

Доктор Доу поднял палец вверх, призывая племянника к молчанию. Подошла миссис Элмерс.

— Письмо, которое вы ожидали, прибыло, сэр, — сказала она и передала доктору конверт.

— Благодарю.

Натаниэль Доу вытащил бумагу с множеством печатей, окинул ее быстрым взглядом. Поднял его на по-прежнему пребывающего в замешательстве Джаспера и удовлетворенно кивнул:

— Мы знаем, как найти Фиша.

***

Площадь Неми-Дрё всегда была шумной, но сейчас к грохоту уличных механизмов добавился протяжный рокот двигателей. Мрачная тень наползла на окно, как будто внезапно наступили сумерки. Это в небо над городом поднимался старенький «Воблиш», дирижабль маршрута «Площадь — парк Элмз — Набережный маяк».

В комнатушке все дрожало и сотрясалось. На столе плясала табакерка, подпрыгивали чернильницы и фотографический аппарат, дребезжали футляры с фотостеклами, а обтянутый газетной тканью зонтик и папки с бумагами ползли к краю — и пресс-папье не помогало. Пустые бутылки звенели, стуча друг о друга. Грязные шторы на окнах подрагивали.

Такое во время взлетов и посадок дирижаблей на площади здесь творилось регулярно. Впрочем, местечко было беспокойным и без дирижаблей, трескучих трамваев и пыхтящих экипажей: на лестнице постоянно хлопали двери, кто-то носился по ступеням вверх и вниз, за стеной гудели линотипы и ротационные машины — новый тираж «Сплетни» готовился к выпуску.

Квартирка представляла собой одну единственную комнату, часть которой нависала над подъездом застекленным эркером. У окна стоял уже упомянутый стол, по левую руку от входа за шторкой пряталась кровать, по правую громоздились шкафы, набитые пухлыми, словно толстяки-обжоры, картонными папками. Все кругом тонуло в буром дыму, и одинокая лампа не особо справлялась — хоть время слегка перевалило за полдень, покрытые керосиновым нагаром окна пропускали мало света.

Пахло здесь премерзко: керосин, застарелый пот, дешевое пойло да дешевый табак, но хозяина это нисколько не смущало — еще бы, ведь это все были его запахи, витающие в сугубо его излюбленном бардаке.

Мистер Граймль, мужчина лет сорока-сорока пяти, выглядел намного старше своего возраста из-за состояния крайнего опьянения и особой неухоженности. Его вислые щеки были покрыты щетиной, а под глазами залегли тяжелые мешки.

Он вальяжно развалился на стуле, закинув ноги на стол, и всем своим видом выражал скуку.

— Я до сих пор не понимаю, что именно вас ко мне привело, господа, — сказал он, с легкой усмешкой оглядывая стоящих у его стола двух констеблей, которые с каждой секундой своего пребывания в этом непритязательном месте хмурились все сильнее.

— Нам сообщили, мистер Граймль, — сказал толстый констебль с глазами навыкат, — что вы являетесь соучастником преступления.

— О! Неужто! И кто же вам это сообщил?

— Вас это интересует больше всего? — удивился толстый констебль.

— Да! А вовсе не то, какое преступление имело место? — добавил его напарник, высокий широкоплечий увалень, прямоугольный, как дверной проем.