О носах и замка́х

…Как и всегда, внутри «Трех Чулок» клубился дым. По большей части нежный, в оттенках пурпурного, поднимающийся от сигар, сигарилл, папиреток, из трубок и даже из бокалов с чудны́ми коктейлями. Табак «Воздушный Поцелуй Лизетт», согласно давно устоявшимся традициям этого заведения, курился лишь здесь, поскольку в городе считался вульгарным. Он был довольно сладким, чуть приторным, но неизменно горчил и оставлял после себя легкий след разочарования. Практически как любой воздушный поцелуй. Мало кому этот табак на деле нравился, но не курить его здесь было грубейшим нарушением этикета, установленного в «Трех Чулках».

И тем не менее, за одним из столиков у сцены два грубияна и нахала курили вонючего «Моржа», от которого расползались в стороны густые, почти не рассеивающиеся тучи синего дыма. Дым этот, помимо того, что через него было плохо видно, жутко вонял, лез в ноздри и вызывал чихоту.

Возмущение прочих посетителей росло, и в какой-то момент седовласый джентльмен с подкрученными усами не выдержал и обратился к одному из грубиянов:

- Милейший, я бы попросил вас прекратить! Это просто неслыханно!

- Что?- Толстяк повернулся к соседу по столику.- Бёрджес, я, разве, похож на милейшего?

- Нет, Мо, в тебе точно нет ничего милого,- ответил тот и, выдохнув в лицо возмущенного старика струю зловонного дыма, расхохотался.

Кенгуриан Бёрджес и Монтгомери Мо сидели за одним из столиков напротив сцены. Это было просто превосходное место, и Бёрджес был весьма удивлен, когда их к нему провели. Он поделился своими подозрениями с Мо, но тот важно заявил: «А что ты хотел? Для нас только лучшие места!». Слушая хвастливое заверение толстяка, Бёрджес лишь покачал головой: слишком давно он его знал и понял, что тот удивлен не меньше него самого.

Вскоре многие странные обстоятельства, связанные со столиком, раскрылись сами собой. В какой-то момент, когда Мо громко и экспрессивно делился с окружающими своим видением, куда именно стоит убираться любому, кого что-то там не устраивает, на их столик упал слепящий луч прожектора.

Бёрджес покачал головой и проворчал:

- Вот не можешь ты заткнуться, когда надо. Ты все испортил, идиот.

Мо ничего не видел из-за проклятого слепящего фонаря, он щурился и прикрывал лицо рукой.

Все взгляды устремились на них.

- Дамы и господа! Леди и джентльмены!- раздался визгливый голос прощелыги-конферансье, прыгавшего весь вечер по сцене, как лягушка в вощеном цилиндре.- Сегодня среди нас особенный гость! Нам оказал честь своим визитом обладатель чарующего голоса и сногсшибательного обаяния! Тот чьи романсы когда-то звучали из всех окон! Тот, чьи куплеты вы напеваете себе под нос, сами того не зная! Одни думали, он умер! Другие утверждали, будто он покинул Габен навсегда! Третьи говорили, что он поклялся больше никогда не петь, зашил себе рот и поставил по заплате на каждое ухо! Все они ошибались! Сегодня! Здесь! В кабаре «Три Чулка»! Ваши аплодисменты! Невероятный, восхитительный, несравненный, умопомрачительный, душещипательный, сердцесотрясательный, слезовыжимательный Монтгомери Мо!

Эхо от звучного голоса конферансье утонуло в недоуменном шепоте и приглушенных переговорах. Сказать, что оба констебля были поражены, значит сильно преуменьшить и недооценить их распахнутые рты, выпученные глаза и настоящий дождь пота, закапавший с карнизов складок на затылке и лбу Монгомери Мо.

Первым пришел в себя Бёрджес.

- Значит, со старой афиши имя взял?- усмехнулся он.

В ответ Мо заскрипел сквозь зубы:

- Да кто ж знал, что они меня примут за…

- Монгомери Мо! Просим, мэтр! На сцену! Дамы и господа, выбиваем всю пыль из ваших перчаток!

Зал накрыла волна аплодисментов.

- На сцену! На сцену!

- Просим! Просим!

- Мэтр, на сцену!

К бегающим в панике глазам Мо присовокупилась широкая натянутая улыбка человека, мечтающего провалиться сквозь землю.

- Граймль вот-вот появится, если он еще не здесь,- едва слышно проговорил Бёрджес.- Мы не должны были привлекать внимание и сейчас не можем себя выдать. Ты должен.

- Ни за что.- Улыбка Мо стала еще шире – казалась, его лицо вот-вот треснет.

- Вперед.

- Нет.

И тут Бёрджес поступил невероятно подло. Он поднялся на ноги и вытянул руку, указывая на разъяренного толстяка, словно торгаш, предлагающий всем и каждому свой лучший товар.

- Невероятный Монгомери Мо!- воскликнул он, едва сдерживая смех.- Просим на сцену… мэтр!

Было видно, что он просто счастлив в эти мгновения. Казалось, он мстит Мо за воздушный шар. Что ж, месть была действительно настолько сладка, что громила едва не причмокивал и не облизывался.

- Просим! Просим!

Аплодисменты и крики кругом стали настолько громкими, что почти оглушили Мо, и он почувствовал себя запертым в стеклянную бутылку, которую поставили напротив граммофона.

- Мэтр?- повторил коварный Бёрджес и издевательски зааплодировал.

Кряхтя Мо поднялся на ноги – выбора у него не было.

- Я ненавижу петь,- выдавил он сквозь зубы, по-прежнему не снимая свою нелепую истеричную улыбку.

- Всем плевать,- в тон ему ответил Бёрджес.