– На фига мне картины? – мотнул головой Призрак. – Давай прямо в сквот.
Сквот, пустующий трехэтажный дом, нелегально захваченный для жилья, находился в глубине двора и выглядел самым заброшенным – без стекол, без дверей, с крошащимся камнем на углах и обрушенной штукатуркой. Все окна и входы были грубо заварены ржавыми арматурными решетками – как видно, для того, чтобы предотвратить любую возможность проникновения внутрь. Но, по словам Боаза, это останавливало лишь чужаков – свои попадали в дом через дыру в кровле, пройдя по пожарным лестницам и крышам соседних зданий.
– Сколько их там?
Боаз пожал плечами:
– Когда как. Обычно человек десять-пятнадцать. Зато взрослых нет – все малолетки или подростки, каких тебе и надо. Пожилой бомж на крышу по лесенке не полезет…
– По лесенке? – переспросил Призрак. – А это что?
В самом деле, на одном из окон цокольного этажа решетка отсутствовала вовсе: судя по свежим выбоинам в стене, ее оторвали не так давно. Именно оторвали – напрочь, демонстративно, хотя, наверно, достаточно было бы просто отогнуть. Для пущего удобства в образовавшееся отверстие вел трап, сооруженный из широких дощатых щитов.
– Странно, – пробормотал Боаз. – Вообще-то, они это место не афишируют. Боятся, что выгонят…
– Да нет, братан, – возразил Призрак, заглядывая внутрь. – Еще как афишируют. А также плакатируют и транспарируют. Давно ты тут не бывал, вот что…
И действительно, небольшая комната за окном была завалена афишами, плакатами и транспарантами – самодельными и типографского производства. Некоторые из них по всем признакам еще недавно висели снаружи и успели изрядно выцвести, а теперь пережидали под крышей зимнюю непогоду.
– Все на демонстрацию… – вслух прочитал Боаз. – Даешь революцию… Долой приватизацию… Что за хрень, братан? Откуда тут взялись все эти ации-юции?..
Призрак улыбнулся – уж больно комично выглядело недоумение друга. Но вообще-то ему было не до смеха: красные тряпки живо напомнили квартиру семейства Голан, патлатых подружек Ариэлы, визгливые акции на блокпостах, истерическое скандирование, в котором некогда принимал невольное участие и он сам. Призрак примерился и от души пнул попавшийся под ногу фанерный щит, пробив его точно посередине хорошего слова «справедливость».
– Известно откуда, – сказал он, поворачиваясь к растерявшемуся приятелю. – Из мамашиного салона. Знал бы ты, Боаз, как они мне надоели. Пойдем дальше, раз уж мы здесь. Посмотрим, что там внутри. Может, твои сквоттеры еще не слиняли…
Миновав пустой земляной этаж, они поднялись по лестнице и остановились на пороге большого зала, поперек которого висел на растяжках транспарант с надписью: «Дом без людей – для людей без дома!». Упомянутые люди – человек двадцать – спали здесь же, на аккуратных надувных матрасах прямо под транспарантом. Бодрствовали лишь двое – толстая женщина лет тридцати в широкополой шляпе и бородатый очкарик, старательно выписывающий черные буквы по ярко-красной стене. Завидев ребят, толстуха призывно замахала рукой. Боаз и Призрак подошли.
– Вы откуда? – она смерила взглядом низкий лоб Боаза и вынула из-под ляжки блокнот. – Из Рамаллы? Почему только двое?
– Из Томбукту мы, – важно ответил Призрак. – С берегов реки Замбези, что под самой Джомолунгмой. А вы только из Рамаллы принимаете?
– Мы всех принимаем…
Женщина отложила блокнот и, приподняв шляпу, стала поправлять волосы. На плече ее висел мегафон; волосы не слушались, рассыпаясь как попало, толстуха сердито крутилась, и мегафон, предоставленный самому себе, весело перекатывался со спины на живот и обратно.
– Из Рамаллы? – крикнул от стены очкарик. – Почему только двое?
– Из… ах, шит!.. – волосы снова рухнули из-под полей, не дав женщине ответить. – Фак! Фак!
– Что? – не расслышал очкарик. – Почему?
Яростно плюнув, толстуха схватилась за мегафон; тот взвизгнул, свистнул и, наконец, выдал оглушительным басом:
– Не! Из! Рамаллы! Из! Той! Бухты! Понял?! Фак! Парень у стены робко кивнул и снова взялся за кисть. По идее, мегафонный рев должен был бы вздернуть спящих на ноги вернее грома предвечных труб, но, к удивлению Призрака, разноцветные спальные мешки даже не вздрогнули.
– Давайте я помогу, – предложил Боаз. – Я умею.
Он подошел и, точным движением собрав толстухины волосы, скрутил их жгутом и ловко заправил под шляпу. Лицо женщины просветлело.
– Спасибо, товарищ… – она раздраженно качнула телесами в сторону неподвижных спальных мешков. – Во, вы только гляньте. Как кайф ловить, так никто не пропустит, а как с утречка, так ни одна сволочь не шевельнется. Все самой делать приходится…
Призрак посмотрел на спящих.
– Это всё бездомные?
– Мало, я знаю, – мрачно кивнула женщина. – Надо как минимум двести. А двести даже вечером не набирается, на концерте. Фак! Ну какой народный протест без народа? Певца послушают и встают. Я говорю: «Вы куда? А если телевидение приедет?» «Домой!» – говорят. Фак! Какое, шит, «домой», если вы бездомные?
– На двести человек матрасов не хватит.