О-О

– Уже говорят? – удивился Призрак. – Быстро…

Он ведь вчера только и разбился. Нет, не бразилец. Ромео его звали, Дикий Ромео. Лунатик. По крыше гулял в полнолуние. Вот и догулялся. Я потому в город и приехал – замену ему ищу. Не справляемся.

– Понятно… – Боаз кивнул и замялся, не решаясь задать следующий вопрос.

– Что? – помог ему Призрак. – Давай выкладывай. Ты что, братан, боишься меня, что ли?

Боаз снова смутился. Он и в самом деле ощущал некую неловкость – странную в отношениях с таким старым и проверенным другом. Что-то мешало… – наверное, настороженная жесткость, прежде совсем несвойственная Цахи Голану. Жесткость и этот отрешенный взгляд…

– Да нет… – пробормотал он. – А вообще-то…

Короче, говорят, что он вроде не сам упал. Будто есть там у вас что-то. Наверху, над Барбуром.

– Над Барбуром? – рассмеялся Призрак. – Невозможно, братан. Да ты и сам знаешь: Барбур у нас – босс, царь и диктатор. Над Барбуром только Бог и полиция.

В смехе его звучала принужденность, попытка отделаться шуткой от серьезного разговора, и Боаз, почувствовав это, обиженно отвернулся.

– Не хочешь говорить – не надо.

Призрак вздохнул, досадуя на себя. Беседа с интернатским другом не складывалась, и отнюдь не из-за Боаза, который, как ни посмотри, остался точно таким же парнем, каким и был прежде. Изменения, если и произошли, то только с ним самим: бывший Цахи Голан стал Призраком, другим существом… Неужели Комплекс меняет людей так быстро и незаметно? И почему? Жить там – после того как освоишься – куда проще, чем на городских улицах, в интернате или в исправительном учреждении. Даже проще, чем дома, в семье… – собственно, это и есть семья с твердой иерархией, понятным распределением обязанностей, чувством защищенности. Единственное, что может вселять тревогу – это как раз то, о чем спрашивает Боаз… Значит, вопрос его не так уж и глуп. Призрак снова вздохнул и примиряюще похлопал товарища по спине.

– Ты, наверное, имеешь в виду О-О… – произнес он с максимальной бодростью, на какую был способен. – Хотя как можно иметь в виду то, чего никто никогда не видел. Скажу честно, братан, – не знаю. Просто не знаю. Извини.

Минуту-другую они шли молча, затем Боаз остановился и обеими руками взял Призрака за плечи.

– Но это ведь может быть, правда? – сказал он, почти умоляюще глядя на Призрака. – Я говорил тут кое с кем… кто разбирается… Так он говорит, что и место подходит. Как раз между Иерусалимом и Бейт-Элем. И еще другие приметы имеются, я просто не запомнил. Цахи, я серьезно спрашиваю. Может ведь такое быть? Что это невидимое О-О и есть…

– А ну, кончай, братан! – решительно перебил его Призрак. – Хватит. О-О… есть… Ничего там нет – ни О-О, ни черта, ни чертовой бабушки. Сказки одни, россказни. Дырок там строители много понаделали, вот и все. Под сейфы, под электронику, для видео, для автоматики, для решеток всяких механических. И дырки эти сейчас – как ловушки. Да еще и темь кромешная, потому как окон не предусмотрено. Дыры и темнота – и ничего более. Потому и ходить там нельзя, опасно. Не из-за О-О нельзя, а чтоб не навернуться. А байки про этого О-О специально для глупых лохов придуманы. Лохи к нам идут, чтобы бояться – кайф у них такой. Особенно у телок. Но ты-то не лох… эй, Боаз! Посмотри на меня, братан! Ты-то не лох? Или ты думаешь, что я тебе врать стану?

– Не… не думаю… – Боаз снова отвел взгляд. – Ты врать не станешь, это верно. Но… – только не обижайся, Цах, ладно?.. – если все так просто, то чего ты тогда боишься? Ты ведь боишься, правда? Не ям боишься и не темноты. Так ведь?

Призрак собрался было возразить, но передумал. Стоит ли спорить с суевериями? Вдобавок ко всему, к суеверному страху интернатского друга примешивалась некая правота – такая же низколобая и непрезентабельная, как и он сам. И заключалась она в том, что Призрак действительно боялся, сам не зная чего. Боялся, не признаваясь себе в этом, пряча свой страх за рациональными рассуждениями о непроходимости верхних этажей корпуса Би. А Боаз, возможно, ничего не смыслил в высоких материях и вообще с трудом мог связать два слова, но уж в страхе-то разбирался получше любого профессора…

– О’кей, – Призрак поднял обе руки, словно сдаваясь. – Будь по-твоему. Не все так просто. Боюсь. Доволен? Что теперь?

Боаз молчал, исподлобья поглядывая по сторонам.

– Что ж, – усмехнулся Призрак, – тогда можно вернуться к цели нашей прогулки. Поскольку других предложений все равно нет. Далеко еще до твоего сквота?

– Он не мой, – мрачно отвечал Боаз. – Я там два месяца назад был. Это рядом, вон в том переулке. Идем.

Они вошли в небольшой двор, ограниченный с четырех сторон почерневшими от времени каменными строениями разной степени ветхости. На первый взгляд, необитаемыми казались все здания, но, присмотревшись, можно было кое-где обнаружить признаки жизни: занавески на окнах, развешанное для сушки белье, притулившийся у подъезда древний велосипед.

– Тут у художников мастерские, – сказал Боаз. – Картины всякие, железки… прикольно. Хочешь посмотреть?