О-О

– Жаль, – сказал он, вставая. – Поищем в другом месте. Не знаешь, сквот в Катамонах еще действует?

– Тю! В Катамонах? – присвистнул лохматый. – Катамоны уже неделю как закрыли. Опоздали вы, братаны.

В дверях Призрак обернулся.

– С катушек, говоришь? Так я тебе кажусь – с катушек слетевшим?

Сквоттер потупился.

– Мне, братаны, проблем не надо, – бесцветным голосом произнес он, глядя в пол. – Никого обидеть не хотел. Извините, если что…

Внизу по-прежнему спали, а толстуха с мегафоном яростно отчитывала бородатого художника.

– Мы о чем договаривались? «Освобожденный дом народа»! А ты что намалевал?! «Дом освобожденного народа»! Ты сам-то разницу понимаешь, идиот?!

Бородач что-то неслышно лепетал и пятился к своей красно-черной стене. «Красно-черные, – вспомнил Призрак, – значит, анархисты. А ты в Комплексе живешь – значит, с катушек слетел…»

– Не бери в голову, Цах, – сказал Боаз, когда они вышли на улицу. – Это еще посмотреть, кто из вас двоих нормальнее. Я ведь его давно знаю, маньяка лохматого. Резчик он. По собственному телу. В уголке сядет и режет себя. Просто так, без причины. Руки, ноги, живот – всюду, куда нож достает. Ты в сравнении с ним…

Он замялся, ища подходящее сравнение.

– Дон Педро, – подхватил Призрак. – Я в сравнении с ним – чистый дон Педро… Куда теперь двинем, философ? Есть варианты?

9

К вечеру резко похолодало; в темноте над городом медленно копошились дождевые облака, то собираясь кучей, то снова расходясь под редкими потугами ветра – как тучные солидняки-парламентарии, набирающие кворум для решительного голосования. То и дело начинало накрапывать и даже слышалось глухое ворчание где-то рядом ворочающейся грозы, но небесный спикер всякий раз откладывал процедуру, и тучи, подобрав фалды своих черных фраков, неохотно возвращались к прежним коалиционным переговорам.

Призрак проводил Боаза до вокзала и, распрощавшись с другом, сел на автобус в направлении северо-восточной окраины. Шимшон обещал подобрать его там, на остановке перед блокпостом, около половины десятого. Часы показывали без десяти восемь – как минимум час запаса. Час, который в принципе можно было бы потратить на что-нибудь полезное, если бы у Призрака оставалось хоть немного сил. Но сил, увы, не было: бесплодное шатание по городу вымотало его вконец.

Иерусалимские сквоты, на которые возлагалось так много надежд, были почти полностью разогнаны борцами за разрушение системы. Убедившись в этом, ребята стали обходить традиционные места молодежных тусовок. Но и там – на Кошачьей площади и в Тальпиоте, на окраинах и в пешеходной зоне, в парках и на галереях – повсюду Призраку встречались лишь лохи и хомячки – робкая домашняя живность, прячущая за наглостью глаз потный страх остаться без мамы.

Когда же все-таки попадался кто-нибудь, сменивший страх на отчаяние, – кто-нибудь типа лохматого резчика с Невиим, – то довольно быстро выяснялось, что и этот «кто-нибудь» отнюдь не горит желанием променять свою трудную городскую жизнь на непыльную должность гида в Комплексе. И дело тут было даже не в отдаленности места, не в нежелании работать и не в страхе перед бандитом Барбуром: эти видавшие виды парни вообще мало чего боялись. Мало чего – но Комплекс определенно входил в этот короткий список. Неужели их так напугала вчерашняя смерть Дикого Ромео? Вряд ли. Тогда что? Друг Боаз помалкивал, но в его виноватом взгляде отчетливо читался ответ: «Сам знаешь что…» Почему виноватом? Да потому, что Боаз тоже отказался бы идти в гиды, предложи ему Призрак такой вариант! Боаз, самый близкий интернатский друг и помощник! Чего уж тогда ожидать от незнакомцев с Кошачьей площади…

Час пик давно миновал, почти все промежуточные остановки были пусты, и автобус дул напропалую, не останавливаясь. Но за Французской горкой небо над крышей треснуло, обнаружив в образовавшейся щели еще большую черноту, и оттуда, из черноты, хлынул ливень – типичный иерусалимский ливень, словно созданный для того, чтобы раз за разом напоминать беспечному человечеству о Великом потопе. Шофер резко снизил скорость и теперь еле плыл на второй передаче, напряженно вглядываясь в световые пятна размокающей снаружи вселенной: тревожно красные – от ползущих впереди автомашин, мигающие желтые – от немедленно вышедших из строя светофоров, пунктирно белые – от тянущихся сбоку домов окраинного спального района.

Вскоре вышли последние пассажиры – в автобусе остались лишь Призрак и солдатик на заднем сиденье. Конечная остановка находилась у самого блокпоста – стандартная стекляшка с рекламной красавицей, гофрированной кровлей и скамейкой внутри. Шофер подрулил вплотную и распахнул дверь. Втянув голову в плечи, Призрак перескочил через бурлящий на мостовой поток прямиком к скамейке, но даже молниеносная быстрота перемещения не помогла: за какую-то секунду куртка вымокла на плечах так, словно он весь день гулял под дождем.